Тут загрохотала канонада. Затем на ее фоне послышался какой-то особый шум. «Вот канальи! Они взорвали плотину. Через три минуты здесь все затопит!»
Из клуба повалил народ. Все уже всё знали. За толпой Артем заметил, что террористка ожила и стала торопливо натягивать откуда-то взявшийся водолазный костюм (видимо, после покушения она собиралась уходить каналами). Охранник с Артемом за спиной не без труда проложил дорогу через людской поток назад в клуб. Их встретил Витторио, весь увешанный какой-то амуницией и в каске. Теперь он был вылитый кондотьер с площади.
— Где Марина?
— Не знаю, она ушла четверть часа назад.
— Быстро за мной!
На мониторе была видна огромная волна, широким фронтом приближавшаяся к Венеции. Еще минута, и она разнесет колпак вокруг города. Витторио полубегом провел своих спутников в сторону одного из тех парадных входов, которые в Венеции обращены на канал. Перед древними воротами стояла субмарина размером с небольшую яхту. Над ней висел старинный фонарь, который Витторио снял со словами: «Этот светильник мои предки спилили с исламского галеона в битве при Лепанто. Не хочу, чтобы он вернулся к мусульманам».
«А у нас вряд ли кто-то может похвастаться вещью, унаследованной от предков со времен Ивана Грозного. Слишком много волн прокатывалось по стране. Как через них сейчас». Столь возвышенные мысли занимали Артема, пока он торопливо усаживался в субмарину.
Они задраили люки, и в следующее мгновение старинные двери были вышиблены напором воды. Субмарина оказалась на дне Адриатики, наступавшей впереди победоносной армии Халифата. А Венеция стала Атлантидой.
Филадельфийский период
9 августа.
Стамбул.
Фома, Павел.
«Господь
— Как все это грустно звучит, — прервал Фому отец Амвросий, настоятель монастыря святого Кирилла. — Мысль, разумеется, сомнению не подлежит, но зачем обвинять Господа в гибели людей?
— Так уж тут написано. Такова логика автора. — Фома постарался выразиться как можно тактичней. Он недолюбливал манеру ортодоксов искать в любой фразе признаки ереси, но и прямых конфликтов избегал.
— Ох уж эти ваши авторы, отец мой. Мир пронизан ересью, и стоит ли множить ее озвучиванием. Тем более в присутствии неокрепших братьев наших.
Отец Амвросий имел в виду молодого послушника Павла, направлявшегося к святым местам.
— Извините, я не очень внимательно слушал вашу беседу, — мрачно ответствовал неокрепший брат. Он вообще был неразговорчив и поглощен какими-то своими мыслями.
— Отец Фома зачитывал тут сентенцию одного из многочисленных философов, коими наводнена ныне Сеть. Воистину, сеть диаволова.
— Не будем преувеличивать влияние нечистого. Как и на книжных страницах, в Сети находится поле битвы света и тьмы, — возразил Фома Амвросию. — Но эти люди, эти хакеры. Ведь они выпали из мира в эту придуманную реальность. Это же сатанинская пародия на монастырь. Ничто не интересует их, кроме виртуальных миров. Ведь многие давно живут на питательных растворах, беспомощные и беззащитные. Ведь они разучились даже перемещаться в нормальном пространстве. Стоит кому-то отключить их систему жизнеобеспечения, и они просто умрут.
— Умрут? Многие умрут. Ира уже умерла. Каждого настигнет его черная стрела. И меня, и вас, — промолвил Павел и принялся истово молиться.
— Бедный малый, — пробормотал отец Фома, глядя на воды Босфора, голубизна которых бросала вызов суете века сего. — Я, кажется, слышал об этой истории с черными стрелами. Они принадлежали татарским экстремистам. Хотя татары, может статься, здесь и ни при чем.
— И ни при чем... — то ли повторил, то ли подтвердил отец Амвросий. — Ужасный век, отец Фома, ужасный век. Я надеюсь, что под сенью нашего монастыря этот несчастный залечит свои душевные раны. Церковь остается последним пристанищем человеческого духа в наш безумный век. Пойдемте же к святой Софии, отец Фома.
Путь от набережной к центру города, который обычно занимал пятнадцать минут, оказался нелегким. Толпы жителей, прежде заполнявших улочки с торговыми рядами, теперь пришли в движение. Военное командование запретило пользование гражданскими автолетами в зоне боевых действий. Тысячи людей, не успевших эвакуироваться раньше, протискивались сквозь толпу, обдирая друг друга скарбом, ругаясь или двигаясь в упрямом молчании.