Ведьмино отродье

- Так. Так. Еще раз так! А надо бы понять, что все совсем не так! Ибо, во-первых, где Ганьбэй? Он там! - и адмирал ткнул пальцем на небо и продолжил: - Небось все видели, как он туда ушел. А Хинт и Чиви Чванг, и прочие, они все там! - и тут он уже ткнул за борт, вниз. - Там они все, на дне! И всех их обмешочил я. Между прочим, один! Да-да, один с ними управился, и даже не вспотел при этом. Это во-первых. А во-вторых... здесь с вами скоро будет то же самое. Ведь это же какой позор! Вчера... Ну, ветер, ну, волна, ну, даже и немалая. Но что вы, в самом деле, крысы, что ли, чтоб так визжать? И это хорошо еще, что сухо кончилось - для вас. А тех, кто там уже, которых смыло, те точно крысы, да! Легко они отделались, а жаль, крысе тонуть привычно, да... А повисеть? Вот прямо здесь, на рее, а? Вот то-то же! И потому я говорю, предупреждаю: если еще раз будет паника, повешу каждого десятого, а то и пятого, клянусь Аонахтиллой, не шучу! Вопросы есть?

Никто не отозвался.

- Вот так-то оно лучше! - Вай Кау хищно усмехнулся, а после, повернувшись к Рыжему, велел: - Штурман, отчет неси!

Рыжий кивнул, пошел на абордажную. Шел и смотрел на экипаж... А вот из них, застывших в два ряда, никто не оглянулся на него, не покосился даже, ухом не повел. Ну и прекрасно! Гребец должен грести, есть и спать, чтоб отдохнуть и вновь грести, а мы здесь для того, чтобы ему указывать, куда грести, когда и в каком ритме. Вот так-то вот! Рыжий спустился с юта и прошел между банками, и вновь стал подниматься, но теперь уже на абордажную. И вот он уже шел вдоль строя - не спеша, вразвалку - и чуял их горячее дыхание, их страх, их злобу, ненависть... Плевать! Остановившись рядом с адмиралом, Рыжий вдруг резко повернулся к экипажу и вырвал из-за пазухи и поднял над собой отчет - кусок пергамента, усеянный условными значками, вот, мол, смотрите и читайте, если сможете!

Никто конечно же прочесть это не мог, и вновь было молчание, пустые, мутные глаза, десятки глаз - неотличимых, одинаковых. А помнишь, как тогда, в Лесу, когда Лягаш бежал из Выселок, твои сородичи смотрели на тебя, и кто из них стоял, а кто и лег, прищурился...

- Читай! - велел ему Вай Кау.

Но Рыжий, как держал отчет над головой, так и теперь держал, не опускал, а текст прочел на память:

- Вчера за день прошли двадцать четыре лиги, а в ночь - четырнадцать. Вчера с утра ветер был северный, четыре балла, затем - одиннадцать, с север-северо-запада две линии к западу, шквальный... Итак, координаты на сейчас: десять градусов двадцать минут экваториальной широты и тридцать четыре градуса сорок пять минут восточной долготы. Особое: вчера вторая склянка дневной вахты - птицы. Согласно наблюдению... - и тут Рыжий запнулся, замолчал, и лапу опустил, смял в ней отчет... и посмотрел на адмирала.

Вай Кау понимающе оскалился и, повернувшись к экипажу, браво продолжил за него:

- А птицы, сами понимаете, это земля, та самая, по нашей карте. И до нее, даже по самым поджарым прикидкам, нам осталось всего пять дней пути. Ну, шесть. Ну, даже семь, это уже с таким учетом, что ветер вдруг резко изменится или даже хоть сойдет с ума. Но это, я думаю, вряд ли случится. А посему, вдруг если даже на седьмой... Да, скажем, так: если вот уже и седьмой день миновал, а Континента все нет как и не было, так я тогда... Вот я при всех клянусь Аонахтиллой, тогда прошу вас всех ко мне на ют, а дальше сами знаете, как быть - в уставе это все очень подробно расписано. Вот так! Но это, повторю, только через семь дней. Семь. Семь! Запомнили? Для полных дураков: пять пальцев на одной лапе и еще две на другой - это будет семь дней. Ну а пока, до той поры... Арр-ра! Арр-ра!

И завизжали боцманские дудки: "Порс! К веслам! Порс!" и молча, как всегда, строй вдруг рассыпался, и они ринулись, запрыгали, посыпались по трапам вниз, а дальше - кто куда...

И вновь они гребли: вставали, рвали на себя и падали, вставали, рвали, падали, замах за третью линию, ритм два и два, прошло две склянки, три, четыре, пять, гонг, смена, вновь гребли, ритм не снижали. А ветра не было, и солнце жарило нещадно, и духота была невыносимая, и соль ела глаза... Тогда они убрали паруса и растянули их над палубой - не помогало. Вино и сухари, потом уже одно только вино носили беспрестанно. Гребли, гребли. Под вечер с юга снова показались птицы. Теперь уже на них смотрели молча, ждали... Но вот они и пролетели, скрылись, а шторма нет. И даже ветра нет. Вот так! А то еще с утра среди гребцов разнесся слух, что будто эти птицы необычные, что будто они - вестники несчастья...

А слухи передал стюард. Когда он вышел из каюты, Вай Кау злобно сплюнул и сказал:

- Вот кто будет набрасывать!

Рыжий не понял:

- Что набрасывать?

- Веревку, а что же еще! - неохотно пояснил адмирал. - Когда они придут сюда, никто мараться не захочет. Вот тогда ему, нюхачу, и прикажут: "Веревку!" А знаешь, кто ему прикажет? Вот ни за что не догадаешься... Базей! Да, именно, представь себе: заводчик всего этого - он, твой разлюбезный боцман!