Ведьмино отродье

И все — действительно. О деле больше и полслова не сказали. Ларкен беспрестанно наливал, жадно расспрашивал о Бурке: как там, что нового, по-прежнему ли в городском саду гуляния и жгут ли по ночам потешные огни, а у фонтана Двух Сердец… а правда ли, что за курение обманки… а разве и действительно… а вот я слышал, что… а в это я совсем не верю, но… и многое и многое подобное, такое же пустое, никчемушное — зачем ему все это? Но Рыжий отвечал как мог серьезно, основательно; правда, Ларкен быстро хмелел и потому уже почти не слушал, перебивал и задавал все новые и новые вопросы и уже сам на них и отвечал, а после просто принялся рассказывать невнятно, сбивчиво, но Рыжий все же понял: Ларкен родился в Бурке, в Бурке вырос, закончил пансион с отличием, а дальше…

И вдруг Ларкен запнулся, замолчал; смотрел перед собой пустыми черными глазами… а после чуть слышно, но твердо сказал:

— А дальше — грязь, мой друг. Такая грязь, что не представить. Но! — и вдруг он, шатаясь, поднялся, злобно сверкнул глазами, приказал:

— Встать!

Рыжий встал. Ларкен загадочно, по-пьяному прищурился, сказал:

— Грязь, да. Но кое-что… А! Сам увидишь. Двинули!

Вышли, пошли, гулко ступая, темным коридором. Ларкен, для верности держась за стену, шел впереди и объяснял — пять дней тому назад занятия закончились, выпускники подались на эскадры. Штиль в школе, скукота. Вот разве что…

Завел в библиотеку. Там оказалось много редких книг по навигации и праву. Рыжий ходил вдоль полок, щелкал языком. Ларкен победно улыбался и быстро, прямо на глазах, трезвел. Налюбовавшись удивленьем гостя, который брал, хватал одну, вторую, третью книгу, флаг-спец важно откашлялся, спросил:

— В карт-класс?

Вошли в карт-класс. Там тоже было интересно. Подобных точных компасов Рыжий еще не видел. И также в первый раз Рыжий смотрел в девятикратную подзорную трубу, листал «Атлас дальних созвездий», «Тайн-планы всех фарватеров»… А в классе математики он долго так и сяк вертел линейку со стеклянным бегунком, но после все-таки сообразил, как вычислять по ней магнитные склонения, брать синусы и сдвоенный процент минус налог на риск.

— Ну а теперь, — сказал Ларкен, — айда в депешную. Там само-самое!

Депешная была устроена на верхнем этаже в отдельной башенке без окон. Тройная бронедверь, секретные замки, пневморевун…

— Горласт! — сказал о нем Ларкен. — На совесть делали! — и отключил ревун, вставил ключи, одновременно, двумя лапами, ловко их провернул…

И новые друзья вошли в совсем пустую комнату, посреди которой стоял большой овальный стол, укрытый, словно скатертью, ганьбэйским флагом. Входная дверь была уже плотно закрыта, а окон в башенке и вовсе не было… и тем не менее все здесь было залито каким-то ровным серебристым светом. Рыжий принялся с удивлением оглядываться по сторонам, пытаясь отыскать этот загадочный светильник…

Но тут Ларкен сказал:

— Сюда!

И подошел к столу, одним рывком сорвал флаг на пол…

И глазам Рыжего предстал Разумный Треугольник — макет Земли на всю столешницу. С краев, как и положено, — синий Бескрайний Океан с отметками глубин, а посреди — неправильный овал самой Земли. Земля была раскрашена где как, по странам, как на карте: Тернтерц, Даляния, Мэг, Харлистат, Фурляндия. А там — Равнина, Лес… Земля и впрямь была здесь, на макете, как панцирь преогромной, в целый мир, Аонахтиллы. И вот даже и лапы ее, хвост, а вот и голова — Ганьбэйский мыс, Ганьбэй, и эта голова обращена конечно же на юг, и ведь не зря это, знак это, верный знак, но им — и этим, и другим — как ни доказывай, что Южный Континент действительно…

Но тут Ларкен перебил его мысли, сказал:

— И вот это и есть искровик. Я сработал! Садись. Теперь уже совсем пустяк остался — ровно в четыре склянки пополудни он оживет, и ты тогда… Ну, в общем, надо ждать!

И они сели, замерли. Рыжий внимательно смотрел на искровик, Ларкен на Рыжего. И… Р-ра! Ларкен конечно же уверен, что ты вот-вот будешь безмерно поражен, подскочишь как ошпаренный и завизжишь от удивления и станешь задавать ему вопросы — беспомощные, глупые. Но ты… Х-ха! Знаем мы, слыхали! Да, несомненно, говорил Сэнтей, на первый взгляд все это очень удивительно, однако никакого чуда в этом нет. Просто берут двойную желтую жемчужину и разрезают ее пополам — конечно же особым, тайным способом — а после ты берешь одну жемчужину себе, а вторую, ее близнеца, ты отдаешь другому, и он, этот другой, ее уносит и увозит, прячет; жемчужины как будто бы навек разлучены… Но нет! Они ведь близнецы и потому по-прежнему живут одной и той же жизнью. Называется это «эффект близнецов». А используется он следующим образом. Вот ты, например, берешь свою жемчужину и опускаешь ее в особенный раствор — жемчужина немедля чернеет… и та, другая, в тот же самый миг точно так же почернеет! А если ты сожжешь свою жемчужину значит, и та в то же самое время сгорит. А если ты возьмешь свою и начнешь выстукивать по ней — вот так вот, когтем: тра-та-та, тра-т-та, т-та-та! то и другая сразу же…

Звон! Снова звон — это ударил гонг на адмиральской башне: бьют склянки. Ну а здесь…