Ведьмино отродье

И грузно сел обратно. Дрожащей лапой затолкал монету в пояс. В глазах у него рябило. И сыпало искры. Снег чудился. Сугробы — вот такие, в рост! А за сугробами — громоздкий двухэтажный сруб, там на крыльце два стражника в шейных ремнях, налапниках. Кто-то кричит: «Двор-р! Двор-р!». Рыжий вскочил!..

И снова сел. Видение исчезло. Он подождал немного, отдышался и, подозвав жену, хрипло спросил:

— Кто это к нам приходил?

— Ганьбэец. Капитан.

Рыжий кивнул: он так и думал. Ганьбэй — это всегда обман и колдовство, злодейство. И этот капитан, он как все они… Вот почему он спрашивал: «А золотом?» Значит, заранее готовился. Подсунул. А ты схватил, не посмотрев! И как теперь избавиться? Никак. Играл — и проиграл все сразу. А Быр ведь сколько раз предупреждал тебя. Быр… А кто это такой? Ты Быра никогда не видел! А, это Частик говорил о нем… А Частик — это кто, Частик откуда взялся? А сам ты кто?! Ты никакой не ветеран! Ты и присяги даже не принимал! Сэнтей еще смеялся, говорил…

Вот именно: Сэнтей! Подвал! Стол, сорок пять свечей! А свет от них…

Он отшатнулся и зажмурился…

Вскочил…

Не помогло! Огромный серый шар влетел в окно, ударил его в голову, свалил, подмял — и давит, давит, давит! Кричать? Нет сил! Он… Он…

— Кронс! Что с тобой?

Очнулся. Лежал на полу. Жена трясла его за плечи: в ее глазах — испуг. Его жена? Гм, странно! А это что? Трактир? На окнах шторы с якорями. Глупо…

— Кронс! Отвечай! — звала его жена. — Кронс! Кронс!

Рыжий молчал. Язык его распух. Глаза его слезились; было очень больно. Но вот он все же встал, сам подошел к скамье, сам сел на нее. Сглотнул слюну.

— Ты болен? — спросила жена.

— Я? — через силу усмехнулся Рыжий. — Нисколько. Я просто устал. И… что-то душно здесь мне. Выйду, пройдусь.

— Нет, лучше здесь сиди, — строго сказала жена. — Куда тебе ходить такому?! Здесь будь. Я принесу тебе подушку. И дверь запру. Чтоб эти не толкались, не шумели.

Он не спорил. Закрыл глаза — и так и просидел до вечера. Вначале он еще надеялся изгнать чужие, непонятно как попавшие к нему видения и, думая, что его собственное прошлое ему в этом поможет лучше всего остального, стал вспоминать сперва отца, а после школьную казарму, день выпуска, свой первый бой, друзей по Легиону и маркитантку… как ее… ах, да! — Крошку Ланти… Но его память, как секретные чернила, очень быстро высыхала — и оставался чистый белый лист, лист превращался в снег, а по снегу, по насту, след в след — на четырех, как звери, — дикие воины шли к Оленьему Ручью. Юрпайс кричал. Зурр говорил — но вот что именно, Рыжий не слышал. Рыжий пытался вспомнить дом, в котором он родился, цветник под окнами… А видел только Выселки. Хват — тощий, изможденный — лежал в траве: он умирал. Лед трещал под стопами, Дымск спал. Лягаш остановился, оглянулся и спросил:

— Ну а меня хоть ты еще помнишь?

— Помню, — ответил ты. — А как же! И ты прости меня, Лягаш.

— Так не за что. Кто я? Простой дикий дикарь. А ты… — И тут Лягаш насмешливо прищурился…

И вдруг исчез. А Рыжий все сидел в трактире. Чад, полумрак. Ику возилась у плиты. Было слышно, как ревел прибой. Там, совсем рядом за стеной, Океан. И там же, рядом с ним, поселок. Ты в том поселке староста, тебя все уважают. Жена у тебя внимательная, работящая, добрая, чего еще желать для счастья?! А эту фальшивую монету надо как можно скорее выбросить. И дальше жить как жил. А там… Там видно будет! И Рыжий, словно ничего и не случилось, легко вскочил и подошел к столу. Спросил:

— Ну как, готово?

— Сейчас, сейчас, — сказала Ику.

Засуетилась, принесла кувшин.

— Ого! — воскликнул Рыжий. — А это в честь чего?

— Так ведь какой день сегодня удачный! Ты взял с него, как никогда!

— И то! Так за удачу?

— Да. И за тебя!

Вино было отменное. И ужин — праздничный, обильный. А разговор был… Да, он тогда как будто говорил, что купит ей музыкальную шкатулку. И еще новых бус… Насвистывал, шутил. А после все рассказывал, рассказывал… А вот о чем рассказывал, теперь он совсем уже не помнит. Лишь помнит, что смотрел в окно и слушал Океан. Шторм наконец унялся. Вот, значит, и весна уже пришла, скоро будет путина, все рыбаки уйдут на промысел, в трактире опять станет пусто. И он тогда по целым дням будет сидеть за игровым столом, скучать, а вечерами наблюдать, как солнце прячется за горизонтом. Что там? В Лесу все верили — Луна скрывается в Убежище. А Солнце где?