Ведьмино отродье (ЛП)

Роберт забежал к себе на этаж, отпер дверь и вошел в квартиру. На него нахлынули жуткие воспоминания о том, что произошло в ней когда-то. Зная о могуществе Феррары, он не раз сомневался, стоит ли продолжать жить здесь в одиночестве, но не давал страхам овладеть собой: он был убежден, что поддаться им означает сдаться на милость врага. Иногда ночами он просыпался и не мог заснуть: лежал и прислушивался к звукам, разбудившим его, воображал зловещий шепот, представлял, что в воздухе витает жуткий запах таинственных благовоний.

Устроившись у раскрытого окна, он вынул из кармана шнур, оброненной Феррарой в музее, и начал с любопытством рассматривать его. Внимательное изучение предмета так и не пролило свет на его предназначение. Просто кусок шелковой веревки, очень плотно и необычно сплетенной. Он бросил его на стол, намереваясь показать отцу при первой же возможности. Тут Роберту стало противно, и он тщательно вымыл руки, будто шнур оказался чем-то очень грязным. Потом сел поработать, но сразу понял, что ничего не может делать — надо срочно рассказать кому-нибудь о встрече с Феррарой.

Он поднял телефонную трубку и позвонил доктору Кеану, но того не было дома. Роберт отошел от телефона и опустился в кресло, бездумно глядя в открытый блокнот.

Глава 26. Мертвенно бледная рука

Почти целый час просидел Роберт Кеан за письменным столом, ломая голову над загадочными мотивами, двигавшими Феррарой. Воспоминания только запутывали дело.

Перед ним на столешнице лежала вполне осязаемая улика — шелковый шнур. Но она казалась бесполезной: возможно, опытный детектив сделал бы какие-то выводы, но Роберту не приходило на ум абсолютно ничего. Приближались сумерки, а молодой человек осознавал, что его нервы далеко не так крепки как раньше, до событий, заставивших его отправиться в Египет. Он вновь был в своей квартире, послужившей местом одной из самых гнусных и жутких выходок Феррары; тьма — сообщник злодеев, а самые страшные свои преступления Феррара всегда совершал в темноте.

Но что это? Кеан подбежал к окну и, высунувшись из него, выглянул во двор. Он мог бы поклясться, что слышал голос — голос, обладавший неестественной мелодичностью, с небольшой хрипотцой, ненавистный голос, позвавший его по имени. Внизу никого не оказалось: рабочий день подошел к концу, и юридическая братия давно покинула свои конторы, поспешив домой. Под необычно изогнутыми старинными арками лежала тьма, сумерки окутали древние стены. Все это напомнило Роберту оксфордский дворик, через который в тот судьбоносный вечер он с товарищем наблюдал, как красноватые языки пламени, танцуя, освещают кабинет Энтони Феррары.

Воображение явно подшучивало над Робертом, но, тем не менее, он прекрасно знал, что нужно быть настороже. В квартире темнело, однако, немного поискав взглядом, Кеан увидел таинственный шелковый шнур, затерявшийся в бумагах на столе. Он подумал, не позвонить ли опять, но отказался от этой мысли, вспомнив, что уже оставил сообщение отцу и тот обязательно перезвонит, когда вернется.

Роберту подумалось, что работа окажется самым подходящим противоядием от кошмарных мыслей, отравлявших его, и он вновь сел за стол и начал просматривать записи. Шнур лежал около левой руки — Роберт его не трогал. Он уже собирался включить настольную лампу — стало слишком темно, чтобы писать, но поток воспоминаний опять унес вдаль. Перед глазами стояла Майра, такая, какой он видел ее во время последней встречи.

Она сидела в саду у Сондерсона, все еще бледная после своей страшной болезни, но прекрасная — в глазах Роберта она была красивее всех женщин мира. Ветерок играл ее непокорными локонами, падавшими на глаза; в глазах же лучилась радость, делая счастливым и Роберта. Щечкам пока не хватало румянца, а милые губы потеряли прежнюю твердость. На девушке был короткий плащ и широкополая шляпа, уже не модная, но очень идущая ей. Он еще подумал, что никто, кроме Майры, не сможет так эффектно носить подобный головной убор.

Увлеченный сладостными воспоминаниями, Кеан забыл, что сел работать: ручка по-прежнему была зажата в руке, вытянутой, чтобы включить свет. Он неожиданно очнулся, вернувшись в холод и одиночество действительности, и обнаружил нечто странное, с чем никогда до этого не сталкивался — бессознательно он продолжал писать! И вот что он написал: «Роберт Кеан, перестань преследовать меня и откажись от Майры, иначе сегодня ночью…» — предложение осталось незаконченным.

Молодой человек смотрел на строки, пытаясь убедить себя, что сделал это сознательно, просто чтобы скоротать время. Но внутренний голос твердил ему, что это не так, и, подавив стон, он пробормотал:

— Началось!

В эту самую секунду из коридора послышался шум, и, протянув руку через стол, Кеан схватил револьвер.