Ведьмино варево

Уже седьмицу она придумывала, как это сделать. Сейчас они связаны взаимными обязательствами дружинничества. Но что дальше? Создать семью, назвав мужем? Родить ему детей, привязав домом? Достойная плата в глазах других. А для чужака? Подло. Союз должен быть равно-полезным, чтобы стать прочным. Набраться наглости и предложить наставничество в ведовстве, которое парня явно интересует не намного меньше, чем сиськи? От опальной вчерашней ученицы, потерявшей книгу… м-да.

К счастью, она проговорилась во время вчерашнего разговора на мельнице, и вопрос решился сам собой. В очередной раз не учла обычаев выходца из другого мира, хотя казалось бы должна была привыкнуть уже. Для студента она до сих пор оставалась чудотворицей, способной сотворить то, что не может никто. И по барабану на внутренние ранги. Что ж, все хорошо, что хорошо кончается…

…Куница, подставившая солнцу лицо и позволившая себе довольную улыбку, даже не подозревала, насколько далеко зашли изменения в ней самой. Она уже даже мыслила частично понятиями чужого языка, подхваченными от попаданца. А еще она не то, чтобы забыла, но задвинула в дальний угол своего разума обстоятельства встречи со Степаном, которого Великий Дух Полночного леса зачем-то перетащил и сделал своим эмиссаром. Не просто так. И до сих пор ни разу не вмешался…

* * *

Сколь не думай о высоком — а брюхо набивать надобно. Вот и сейчас Куница, только что витающая в небесах любомудрия, мигом спустилась на землю и устремилась за хозяйкой дома, давшего дружине приют. Ведь у той в руках был кувшин парного молока, а под локтем зажата завернутая в рушник только что испеченная краюха хлеба. И двое засонь, разумеется, тут же вскочили. Как жрать, так всегда первые!

В каждой деревне хозяева выбранного на постой жилья пытались кормить гостей отдельно и первыми — уважить, значит. Всякий раз дружинникам приходилось отнекиваться, причем чем дальше, тем дольше. Чем больше жизнь походная да дела ратные становились для друзей-товарищей привычным ремеслом, тем больше опасливого уважения вызывали они и у простых ратаев[2], и у набольших, вроде старост, справных корчмарей да кузнецов. Лишь княжеские ведуны держались надменно, да вот мельник не разобрал, с кем имеет дело, совсем глаза жиром заплыли. Впрочем, он же через то и пострадал кошельком.

И тем не менее, Куница всегда добивалась, чтобы гостей принимали как своих. Благо, столы в деревенских домах длинные да широкие, а места на лавках и подавно предостаточно. И если взрослые еще день-два продолжали дичиться пришлых, больше молчали, то детишкам роток на замок при всем желании не закрыть.

— Слы, слы! — один из сыновей ворвался в хату в таком возбуждении, что аж про приличия забыл. — В село станичное, значит, сама княжна из Кремля с малой дружиной пришла! И сразу давай про Растреклятое урочище распрашивать. Проводника ищет да помощников собирает! Воевать его пойдет!!!

Нарушителю немудрящего селянского вежества прилетело сначала от заневестившейся старшей сестры, а потом еще и от матери — повезло, отец семейства куда-то далеко еще по темну ушел. Да только проку наказывать? Как стыдить, если остальные дети подхватили новость и начали на все лады её обсуждать?

— Врёшь, поди?

— Так сказывали ж, старшенькая князюшки нашего, заявила мол: поляницей[3] стать желаю, да по праву рождения уделом править! А поход учинил отец её — мол, испытание это.

— Урочище очистить — подвиг какой знатный! Бают, костей там немеряно — стольких место проклятущее сгубило!

— Вот бы одним глазком… — мечтательно протянул из своего угла наказанный.

— И думать не смей!!! — даже не крикнула, скорее испуганно взвизгнула мать семейства. — Все тяте твоему доскажу, вот уж он тебя-то за мысли дурные плетью и на горох!

Женщина осеклась, заметив, как многозначительно переглядываются дружинники.

— Урочище это — как раз такое, как его называют. Никто уж и не помнит, сколько лет эта язва посреди лугов да мертвого леса гниёт, — в ответ на немой вопрос выдавила из себя она. — Все его десятой дорогой обходят, нет рядом жилья. Мальчишки некоторые, вроде этого дурня, бахвалясь, близко подбираются. Уведут из табуна деревенского несколько недавних жеребят с дальних выпасов, как раз поспевают к середине дня с вершины холма глянуть и вернуться. За доблесть у дуралеев это считается, тьфу! Ведь знают же, что некоторые так пропадают почем зря. А попасть туда вечером або ночью — пропадешь, и костей не найдут…

— Потому что все кости в урочище и лежат! — опять не удержался сорванец.

— Нишкни! — смотанный рушник в руках матери оказался пострашнее иного оружия: сына её аж в стену впечатало. — Только посмей слово отеское нарушить, понял?!

Хозяйка повернулась к постояльцам.

— Простить прошу, да только и вам туда не след ходить, — она опустила глаза. — Волхв давным давно из самого града стольного со свитой приезжал, как сказы про урочище туда дошли. Ушел туда, а как вернулся — запретил подходить ближе чем на две версты. Мол, трогать не будете, и оно вас не тронет. Да только ж всем мудрость чужую в уши-то не вложишь…