Ведьмино золото

Голос девушки быстро стал тягучим, уютно-сонным. Она так и не договорила про свои утраченные пожитки, заснула без задних ног.

Моа сел рядом и уставился перед собой. Хоть бы пару часов тишины теперь. Можно и больше. Живые – создания хрупкие. По правде, ему самому тоже следовало отдохнуть – отключиться на время от мира и побыть в состоянии, напоминающем медитацию. Покой необходим мертвым гораздо реже, чем живым, но без него полностью силы не восстановишь.

Все же не стоит расслабляться!

В колыхании далеких ветвей личу чудилось движение того самого неуловимого гиганта, что преследовал оленеголового. Тихие шаги. И даже дыхание медленное-премедленное. Лёгкие у него должны быть, как кузнечные меха…

Неизвестный неумолимо приближался.

Моа поднялся с земли. Стиснув рукоять меча, прошипел сквозь зубы во мрак:

– Убирайся прочь, или пожалеешь. Предупреждать больше не буду.

Единственный глаз лича алым углем полыхнул в темноте. Кажется, это произвело на невидимку впечатление. Он развернулся и двинулся прочь.

ГЛАВА 3. БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЭНОЛЫ

Браслетик нашелся утром.

Приковылял, запутавшись ногой в поводе – хорошо хоть седельные сумки не растерял.

Има обрадовалась, принялась хвалить коня за верность и покладистость. Молодец, не поспоришь! Все сберег, все вернул, сам вернулся, хоть и задумывал убежать восвояси. Вот только со спутанной ногой не вышло. Страшно было идти вниз с холма. Мертвяки-то полбеды. Пахло там и другими существами – одним существом, зубастым и страшным. И сокрытые в лошадиной Браслетовой душе голоса древних предков предостерегали из глубин прошлого – эти зубы раздробили и пережевали столько лошадиных костей, что и не сосчитать…

Поэтому конь вернулся к Име.

Лич его не особенно пугал. Вроде, человек и человек. Клыков не скалит, напасть не пытается, хозяйку, тоже вот, не трогает. И этого, что с бездонной пастью, прочь отогнал. Браслетик ночью грозный окрик услышал и на него пошел – все людской зов. Рядом с человеком лучше, чем одному. И конский пожиратель, жуть жуткая, тут же утек за холм – испугался! Значит, сильный этот, одноглазый с мечом, хоть и пахнет могильным холодным духом.

И все же лучше к такому совсем близко не подходить.

Конь покосился на лича, ласково ткнулся мордой в волосы девушке, виновато всхрапнул.

– Ладно, кто бы на твоем месте не испугался? Сбежал и сбежал. Вернулся же? – будто прочла его мысли Има. Она вернула Моа плащ, завернулась в свой, предложила. – Нам бы вторую лошадь добыть.

– Живые кони таких как я обычно не носят, – был ответ.

– Выходит, у вас все кони мертвые? – прозвучал вдогонку закономерный вопрос.

– Да, такие и есть.

Има подумала немного и через пару мгновений просияла.

– На, – всучила Моа повод Браслета. – Пусть привыкает к тебе. Ты ему, вроде, не так уж и страшен, как сам считаешь. А я себе, как выдастся случай, еще одну лошадь куплю. – Как ни странно, задумка девушки удалась. Конь уверенно пошел за личем, будто знал его всю жизнь. – Видишь, не только с мертвым конем столковаться можно. И живой все поймет, коли ты человек хороший.

– Я не хороший, – эхом отозвался Моа.

Има пожала плечами.

– Я по своим наблюдениям сужу, а по ним ты хороший.

– Обмануться не боишься?

– Боюсь, но что поделать? Хорошие люди, как самородки в золотоносной стремнине, пока не перемоешь гору песка, не найдешь. А коли не искать, так и жизнь проживешь в сплошном песке, без настоящего золота. Хотя мне вот вроде и жаловаться грех. У деда в селе «золотых» людей немало было.

Моа отметил, с какой грустью девушка произнесла «у деда». Не «у себя»… Неожиданное чувство солидарности родилось в груди: он тоже знает, как это – понимать, что место, к которому привык, вовсе не твой дом. И все же странное ощущение, ведь обычно чувства у мертвых притуплены, а тут… И он снова вспомнил Архо и Люсьену, которых мысленно осуждал за их нелепые эмоциональные спектакли. Они наверняка теперь считают его врагом.

И попытаются уничтожить при первой же возможности.

Отбросив неприятные мысли, лич поинтересовался:

– Как твоя магия?

– Восстановилась немного. Если пару дней растрачивать не буду, наберется и для боя, чтобы уж вдарить – так вдарить!

– Пару спокойных дней нам никто не обеспечит. Ночей – уж точно.

– Ох, и надоедливые… – Има, морщась, потерла скрытый тканью амулет. – Чтоб их, этих мертвяков.

Тропа почти отвесно увела на холм, в самый залитый рассветным солнцем небесный зенит. На вершине с утоптанной ровной площадки было видно, как стекающая вниз по склону дубрава разрывается надвое широкой дорогой. Но добраться до этой дороги оказалось тем еще приключением. Склон, по которому спускались, в отличие от противоположного, обращенного к Иминому селишку, обрывался слишком круто. Видимо, когда-то злая буря обглодала его до самых каменных костей, что торчали теперь валунами и скалами меж деревьев, словно в напоминание о позабытом катаклизме.

Спуск получился неторопливым, а для Браслета и вовсе тяжким. Иногда ему приходилось почти что на зад садиться, таким резким был уклон. И все же они сошли с холма без потерь.