На что ей жаловаться? Уже дойдя до ворот вала, Хельга обернулась и окинула взглядом округу: блестящее под весенним солнцем озеро, зеленые острова неподалеку, зелень по его берегам, с другой стороны – темные полосы ближних пашен. В воздухе ощущался слабый запах гари – кое-где недавно сжигали лядины и сеяли в золу, эти делянки дадут урожай в десятки раз больший, чем паханые поля. До вершины горы долетало соловьиное щелканье у реки – порой они с Видимиром ходили вечерами, в первых прохладных сумерках, к ивняку послушать соловьев и засиживались до самой ночи, пока Хельга не начинала дрожать от холода. Она живет в чести и богатстве, жаловаться не на что. Уже сейчас Творена, хоть ее муж Несвет – глава рода, молчаливо признает верховенство Хельги как женщины более высокородной и богатой, настоящей хозяйки. А после Несвета боярином здесь станет Видимир, и она, Хельга, будет жить в таком же почете, как сейчас ее мать.
Тысячи женщин – угнетенных бедностью, злобой чужой семьи, непосильным трудом, частыми родами и болезнями, – позавидовали бы ее жизни. Но в глубине души Хельга знала: этот брак для нее – не награда, а расплата.
Однако достоинство человека в том и состоит, чтобы отвечать за свои решения и стойко принимать судьбу. Всеотец благосклонен к тем, кто на это способен. У Хельги остались только два «глаза Одина» – янтарный, подаренный Сванхейд, и красновато-бурый, – но она была твердо намерена не осрамиться малодушием под невидимым, но острым взором Всеотца.
Войдя в Видимирь, Хельга сразу забыла, о чем думала по дороге. В глаза ей бросилась толпа перед Несветовой избой, долетел негромкий говор. У столба крыльца была привязана чья-то чужая лошадь.
– Что это такое? – Женщины переглянулись. – Случилось что?
Отдав лукошко Естанай, Хельга велела ей идти домой, а сама пошла за Твореной. Пробравшись сквозь толпу, они вошли в избу – здесь тоже было тесно, Несвет и Видимир оживленно обсуждали что-то с местными мужиками. Разговор шел, разумеется, по-славянски, и Хельга сосредоточилась, стараясь разобрать, о чем речь. Видно, дело было семейное: возле Несвета громко причитала тетка Тихомила, его единоутробная младшая сестра.
– Вон невестка моя! – Несвет заметил ее. – Поди сюда, Ельга.
Хельга подошла к печи, радуясь, что даже для сева капусты оделась прилично – иначе пришлось бы стоять в грязном платье перед тремя десятками чужих мужчин. Тетка Тихомила разом унялась и воззрилась на нее со смесью неприязни и любопытства. Что такое, с беспокойством подумала Хельга. Вроде ничего она не сделала, чтобы Тихомила на нее взъелась, да еще такую толпу собрала. Та недолюбливала ее с самого начала – считала, что Видимиру следовало бы взять жену из словенского рода, а не русского. Когда младенец Творены, родившийся в конце зимы, почти сразу умер, Тихомила пыталась было рассказывать бабам, что, мол, чужачка сглазила, но Несвет на нее цыкнул: сама дитя принимала, видно, оберегала плохо, а другую винит.
– Из-за чего ваша Свандра могла со смолянами поссориться, не знаешь? – спросил Несвет.
– Свандра? – удивилась Хельга, знавшая, что этим именем словене называют госпожу Сванхейд. – Со смолянами? Они… сидят на полудень?
– Да, за верховьями Мсты, за озерами. Тут такие дела творятся – на Забитицкий погост смоляне напали!
– Напали? – Хельга вытаращила глаза. – Как это – напали?
– А вот – с три десятка человек, с оружием. На заре набросились, людей повязали, кто противился – мужиков побили, по избам и овинам заперли. Скота забили сколько-то, в избы сели. Мы и думаем: чем Свандра им не угодила?
– Это ваши – русь, – добавил один из здешних старейшин, Благост.
В голосе его звучала неприязнь и осуждение, и Хельга невольно почувствовала себя виноватой за принадлежность к этому племени.
– Русь?
– Истовое слово, – сказал еще кто-то, и Хельга заметила сидящего на скамье молодого мужчину – не здешнего, чужого. – Русь-то от смолян отличить немудрено.
Судя по виду, он проделал долгий путь: лицо осунулось, ноги мокрые, порты и свита забрызганы грязью. Наверное, это его лошадь у крыльца, подумала Хельга.
– У них, у смолян, уже лет семь или больше князем русин сидит, – сказал другой мужик, Безгода. – Он, видно, и послал.
– От них, от русинов, одни беды везде! – заговорила тетка Тихомила. – Уж такое это племя злодейское, куда ни придут, все везде разорят, разграбят…
– Тише ты! – привычно осадил сестру Несвет. – Ты не слыхала, чтобы Свандра со смолянским князем какой раздор имела? – обратился он к Хельге.
Хельга подумала.
– Нет. Это же… Сверкер его зовут, да? Мой брат его видел зимой, когда ехал из Киева в Хольмгард. Ничего не говорил, чтобы меж ними были нелады.
– А вот так! Людей прислал, Забитицы разорил. Видно, обида какая была.
– Да какая обида! – опять завела Тихомила. – Жили не тужили, никому от нас обиды не было, а теперь сестра моя любезная, Невзорушка… Да жива ли она, моя голубушка… Не улетела бы уже лебедушка на иное, на безвестное живленьице…
– Не причитай ты раньше времени! – опять окоротил ее Несвет. – Сама беды накличешь.