Хельга оперлась рукой о плечо Эскиля – теперь на нем была новая Несветова рубашка из крепкого свежего беленого льна, – потянулась к его лицу и поцеловала: она метила в розовое пятно ожога, но Эскиль немного повернул лицо и поймал ее поцелуй губами. Хельга позволила ему довольно глубокий, напористый поцелуй – он словно хотел и распробовать ее получше, и напомнить о своих правах, – но не ответила. Кажется, в глазах его мелькнуло разочарование, когда он выходил за дверь, кивнув ей на прощание.
Но вот они ушли, шаги за дверью стих, но из оконца долетал шум снимающегося с места войска. Хельга села на скамью и сложила руки на коленях. Не верилось, что она снова хозяйка в избе – пусть это и не ее изба, а Несветова. И хотя бы какое-то время может спокойно подумать, что с ней уже произошло и как жить дальше.
Но, пока она прислушивалась к шуму отбывающего войска, сильнее всего ее занимало одно. Этот поцелуй на прощание – она позволила Эскилю слишком много или слишком мало?
Снаружи все затихло. Видимирь опустел и после недавнего многолюдства показался вымершим. Нужно было чем-то заняться. Хельга встала, оглядела избу, еще хранившую следы небрежного проживания шести-семи мужчин, знающих, что они здесь не у себя. У нее есть пять дней (или около того), чтобы побыть хозяйкой дома и самой себе. А там видно будет.
Хельга прошлась по избе. Заметила под лежанкой какую-то тряпку, наклонилась и вытащила старую рубашку Эскиля – черно-рыжую от пятен, которые уже невозможно отстирать, в дырах и разнородных заплатах.
– Естанай! – Она обернулась. – Поди найди снаружи костер и сожги эту дрянь. Он, похоже, пару лет ее таскал не снимая…
Пока Естанай шла к ней, Хельга понюхала рубашку; она заранее брезгливо сморщила нос, но запах заношенной рубашки показался ей таким приятным, что, отдавая ее, Хельга испытала мимолетное сожаление.
Оставшись одна, Хельга обнаружила, что ей почти нечего делать. Раньше у нее был в Видимире дом, семья, хозяйство; не осталось ничего, кроме двух служанок. Хозяйство разграблено, стадо съедено. Фроди или Гаут приносили припасов от общего котла оставшихся в городе варягов, Естанай и Айгалча готовили еду. Хельге заниматься было нечем. В первые месяцы своей жизни здесь она все время шила для мужа, исполняя одну из главных обязанностей жены, но не могла же она шить для Эскиля! Это означало бы предаться ему душой и телом, а с этим Хельга не собиралась спешить.
Фроди и Гаута Эскиль выбрал ей в сторожа не случайно: она помнила их еще по Хольмгарду, а они помогали Эскилю в том похищении, поэтому хорошо понимали, почему их господин так носится с этой женщиной. Держались они с ней спокойно, почтительно – и никогда не оставляли без присмотра. Даже когда ей нужно было в отхожий чулан, ее провожали два человека: какая-нибудь из служанок и один из телохранителей. Хельга могла бы посмеяться этому, но понимала: это делается не для смеха. Боялся ли Эскиль, отдавший такие приказы, что кто-то причинит ей вред, или того, что она попытается сбежать, но и безопасность, и свобода сейчас были не для нее.
Хельге не оставалось другого дела, кроме как раздумывать о своем положении, но и тут ей не удавалось прийти к ясным выводам. Все зависело от того, сможет – и захочет ли – Эскиль отказаться от жизни наемника. Если нет… ему останется взять то, что сумеет взять, и уйти.
Но если он захочет – подойдет ли это ей? Неужели она, дочь Арнора Камня и племянница Эйрика Берсерка, согласится стать женой наемника? Тот, кто заключает брак с человеком более низкого рода, непоправимо роняет себя, поэтому в женитьбе так важно равенство. Даже в самых невероятных сагах дочь конунга получает тот, кто великими подвигами заслужит славу и тем уничтожит неравенство. Хельга часто думала об этом, но не находила ответа у себя в душе. О происхождении Эскиля точно известно лишь то, что его отца бабка родила уже во вдовстве, то есть вне брака. Родство с конунгами шведов у него сомнительное – надежным считается только такое, если ребенок родится у «рабыни конунга», у женщины, живущей в его доме. Так что по происхождению Эскиль ей не ровня, как ни взять. Однако доблесть и слава подвигов могут восполнить недостаток знатности, а воинской славы у Эскиля, после греческой войны, на троих хватит.
В первый вечер, собираясь спать, Хельга в задумчивости взглянула на опустевшую лежанку: не устроиться ли ей там, пока она хозяйка в доме? На полатях не очень-то удобно. Но если она это сделает, Фроди и Гаут непременно расскажут Эскилю, что она спала в его постели, а он посчитает это за ее согласие спать там и дальше.