Ведьмины приключения, или Как Сита охотилась на директора

— Вот что ты несешь, Сита? Ты сама себя вообще слышишь?

— Да что я опять-то не так сказала? — всплеснула руками… и заехала директору по лицу. — Ой, простите. Я не хотела, — начала оправдываться.

— Это девиз твоей жизни, Кумпарсита, — прошипел Роман сквозь зубы, занося меня в подъезд.

Мы поднялись на второй этаж, точнее — меня подняли, и мужчина моей мечты вежливо попросил:

— Открой, пожалуйста, дверь.

Вот лучше бы я по-пластунски до общаги доползла! Мало того что меня на руках вносит в свою квартиру директор моей мечты, так нас еще и встречают его родственники.

— Быстро вы, — хохотнул Руслан, выходя в просторный коридор. — Мы даже поесть не успели.

— Студентка сломала палец, а фельдшер в отъезде, — невозмутимо объяснил мой герой, укладывая меня на диван в большой гостиной.

По-другому эту комнату назвать язык не поворачивался. Такой роскошной обстановки я еще не видела, разве только в исторических фильмах. Мебель в стиле раннего Прованса, понятия не имею, что это за стиль, но мне в голову пришло именно такое название. На стенах великолепные бархатистые обои, и все такое романтично-таинственное, прямо как сам Ромочка.

— Палец, говоришь, сломала? — продолжал глумиться братец. — Это что за поза такая?

— Русь, лучше уйди, — уже не так спокойно произнес директор.

— Да как скажешь! Не буду вам мешать. Лизок, пойдем дальше кушать, не будем мешать дяде Роме в доктора играть.

Тут в дверях появилась взволнованная Лиза и, подмигнув мне, Руслан закрыл дверь.

Чего он вечно мне подмигивает? Странный какой-то родственничек у Романа моего романа.

— Ты лежи и, пожалуйста, я тебя умоляю, не натвори еще чего-нибудь, а я за обезболивающим сбегаю, — проговорил директор и тоже потопал к выходу.

А я зачем-то спросила:

— Для кого?

— И для себя тоже, — пробурчал мой герой и вылетел из комнаты, хлопнув дверью.

Только на этот раз он как-то невесело хлопал, без азарта. Наверное, пожалел декоративную, со вставками матового стекла, больше напоминающую произведение искусства дверку.

Вернулся Роман опять с аптечкой, только уже с другой. Из белого чемоданчика были извлечены антисептические салфетки, эластичный бинт и шприц-ручка.

— Это вы чего делать собираетесь? — спросила, подтягивая ногу поближе к себе и подальше от Айболита.

— Как что? Сейчас обезболим, вправим и зафиксируем, — спокойненько так проговорил доктор Лектор местного разлива.

— А может, лучше магией? — взмолилась, преданно глядя в синие глазки Ромочки.

Ромочка не проникся, отрицательно помотал головой и потянулся шприцем к моей пострадавшей конечности.

— Не-э-эт! — закричала я и забилась в угол дивана, повторно вскрикнув уже от боли в потревоженном пальце.

— Ты что кричишь? — удивился директор с хирургическими наклонностями.

Дверь приоткрылась, и в гостиную заглянула Лиза.

— Дядь, а она уколов боится, — сдала меня вредная девчонка.

— Вон из моей головы, пигалица! — возмущенно закричала я.

Крик перешел в сдавленный писк, потому что мою ногу схватили, прижали коленом к дивану, чтобы не вырвалась, и, быстро протерев салфеткой, сделали-таки укол обезболивающего.

Лизка показала мне язык, повернулась к извергу и повторно сдала меня с потрохами:

— Она считает тебя извергом, но таким крас-и-и-и-вым.

— А ну брысь отсюда, — беззлобно прикрикнул Роман Любомирович, и брошенная мной диванная подушка ударилась о закрытую дверь.

Дверь жалобно звякнула, но устояла. А я получила осуждающий взгляд директора и опустила глаза. Как-то не комильфо, что он знает о моих чувствах, да еще и демонстративно отвергает их.

— Что же мне с тобой делать, горе ты мое, — пробурчал Любомирович, положив мою ногу себе на колени и чего-то там с ней делая.

Боли, кстати, я не чувствовала… как и ноги от щиколотки и ниже. Раздался еле слышный хруст, и я вскрикнула. Хоть и онемело все, но прострелило до самой коленки. Но и это было прощено, потому что за вот такое ласковое, успокаивающее поглаживание этой самой коленки и голени я готова и не такую боль терпеть. Откинулась на подушку и закрыла глаза, представляя, что мужчина моей мечты не из жалости меня поглаживает, а ласкает по-настоящему. Кажется, слишком усердно представляла, потому что поглаживающая рука медленно переместилась выше колена и начала «жалеть» уже бедро.

«Пусть жалеет», — подумала, не особо веря, что это не плод моего воображения. Послышался громкий резкий выдох и поглаживания прекратились. Вот жалости у него никакой нет! А кожа на бедре горела огнем… и не только на бедре. Вообще жарко тут как-то стало. Так вот ты какой, северный олень. В смысле — вот что значит Риткино выражение «хочу до одури». Я такого еще никогда не испытывала. Нет, было, конечно, хорошо, когда Макс целовал, но если он начинал ручонки распускать, то все это «хорошо» куда-то выветривалось. А тут же прямо ломить все тело начало.

— Сита, прекрати, — послышался как издалека голос директора.

Я резко распахнула глаза и поймала себя на том, что тяжело дышу, а рука лежит на бедре, в том самом месте, где только что была его ладонь.

Отдернула руку и попыталась встать.