Ведьмины сказки

Центр города, район вполне приличный и благоприятный. Обычные гопники мне были не страшны, а представители магического мира нашу семью практически все в лицо знали и старались обходить по большому кругу, без лишней надобности не связываясь из опасения навлечь гнев сразу двух сильных магических семей верхнего и нижнего миров.

Так и шла, не спеша, вдоль трамвайных линий, наслаждаясь городскими сумерками и яркими огнями витрин. За одной из таких витрин и скрывался нужный мне антикварный магазинчик. Хотя магазинчик не совсем то название — скорее салон.

Размещался он на первом этаже бывшего дома какого‑то купца, довольно известного в свое время, но совсем забытого по истечению десятилетий. Фасад двухэтажного старинного здания был отреставрирован и даже стеклопакеты, вставленные в оконные проемы, были стилизованы под старину и не выбивались из общего ансамбля. Вывеска также соответствовала и тихонько покачивалась из стороны в сторону движимая легким ветерком. Антиквар, старый друг бабушки Рогнеды, Петр Свиридович Туточкин, уже меня ждал.

— Тасечка, Вы как всегда прелестны, — старый ловелас (вот уж кого и могила не исправит) сверкнул добродушно глазами и приложился по старинке к моей ручке в легком поцелуе, — был бы я на сотню лет моложе… Хотя нет, тогда бы я точно не осмелился приударить за столь очаровательной барышней.

— Вы Петр Свиридович, не прибедняйтесь, — съехидничала я, — мне тут недавно одна птичка нашептала, как вы «пенсионерствуете»… в красках…

— Хорошо, что только в красках, а не в подробностях, — раскатисто смеялся «пенсионер» — о том, что подробности были, я скромно умолчала, — а с «птичкой» я поговорю — не гоже это степенному человеку косточки с молоденькими барышнями перемывать.

Ну, на счет «человека» это он погорячился. У данного «человека» мама на четверть оборотница и на три четверти лесная панна, а папа вообще чистокровный вампир из дневных (дяди Левиных, комарских). По виду этому «старичку» не дашь и сорока, чего уж говорить о его истинном возрасте, хотя небольшие клычки явно выдают в нем потомка вампиров. В общем, дядечка довольно сильный, хоть со всей своей гремучей смесью и не чета нашей крови. Демоны они вообще по определению считаются одними из сильнейших.

— Тася, — отсмеявшись, перешел сразу к делу антиквар, — мне тут вещичку одну подкинули, хотел, чтобы ты взглянула. Вещичка непонятная, точно принадлежности к чему — то запрещенному не просматривается, но смущает меня в ней что‑то донельзя.

Больше говорить ничего не потребовалось. Заинтригованная подхватила его под локоть и сама потащила его в дальнюю, скрытую за большой бархатной занавесью, комнату для осмотра.

Туточкин не разочаровал — провел, усадил, картинно, рисуясь, сбросил черное сукно с непонятно — чего, стоявшего рядом, на журнальном столике.

У меня так и рот открылся. На стопке из нескольких книг, исполнявших в данный момент роль дополнительного пьедестала, стояла старая, немного окисленная, с зеленоватым налетом, от времени и яркого света, эбонитовая статуэтка черного ворона, наклонившего голову и с интересом смотрящего на тебя. Неужто, та самая?

Присмотрелась внимательнее. Ну да, скорее всего это она и есть.

* * *

Ворон. Бедную несчастную птичку, в чем только не обвиняют, приписывая ей все неприятности, падающие на головы рода человеческого. А на самом‑то деле история проще не бывает.

У одного хананея, жреца Молоха — да — да, того самого баб Лилиного любимца рогатозолотого — тоже был свой любимец — черный ворон. Не у Молоха — у жреца.

В принципе ворон был не совсем черный, а классический такой себе пустынный буроголовый, но… это в сущности такая мелочь. У пустынного ворона по определению не может быть черного оперения на голове — напечет еще, сразу солнечный удар заработать можно. В общем, черный ворон с шоколадной головой самое то в роли любимца верховного жреца у так называемого ханаанского «божка семейного очага».

Как можно было обозвать таким званием того, кому приносили ежедневно в жертву детей, сжигая на жертвенном алтаре — не понимаю. У них там вообще было почти семейное предприятие. «Сдали» сыновья рода hеннома в пользование свое долину. На самом деле установили там алтарь и жгли огни жертвенные.

Так вот, у одного из этих самых «сыновей», главного жреца, и был тот самый любимец, буроголовый пустынник. Желчный был человек, говорят. И жестокий. Жертв отбирал только по ему самому, понятному принципу, нещадно шантажируя при этом родителей их детьми. Если те недостаточно прониклись идеей жертвования, конечно, для того, чтобы пожертвовать достаточную суму откупных. Денег хватало не у всех.

Единственная его слабость была — ворон. Тоже тот еще подарочек, перенявший почти все вредные привычки своего обожаемого хозяина. Птица, спустя много лет начавшая ассоциироваться у людей исключительно, как предвестник плохих событий и смертельных вестей. Он первым появлялся на горизонте, низко летя вдоль домов и предвещая появление жреца.