Ведьмочка для художника, или Возвращение в Мир Мечты

Тогда Мирослава поворачивалась к нему и прижималась всем телом, и её дыхание разбегалось по коже мурашками. Горячие ладони забирались под пиджак, чуть задерживались на лопатках, проскальзывали то к пояснице, то к затылку, то выныривали из-под одежд и искали его собственные ладони, чтобы вновь переплести пальцы.

И когда губы их уже почти соприкасались, Кот резко говорил:

— Вы не одни.

И Артур с Мирой вздрагивали. Она оборачивалась. И снова они шли порознь, лишь время от времени смотря друг на друга особенно долгим и внимательным взглядом.

И эти минуты разлуки казались ему бесконечно долгими, и лишь мысль о том, что они вскоре окупятся, утешала его. И он старательно пытался думать о красоте пейзажа, о вон том кустике, о тех бегущих облаках, о синих цветочках под ногами, и даже начинало получаться, но вот Мира вновь притормаживала, оборачивалась с улыбкой, и Артур прижимал её к себе.

После очередного объятия Кот резко замер на месте.

— Так не пойдёт. Вы оба отвлекаетесь. И мешаете мне вести вас.

Мира опустила глаза и покраснела. Это до того мило выглядело, что Артур не удержал порыв и поцеловал её прямо перед строгим взглядом Кота.

Тот вздохнул. То ли устало, то ли безнадёжно.

— Если вы хотите стать сильнее, вам нужно уметь управлять своим вниманием. Ваша воля расхлябана. Болтаетесь мыслями туда-сюда.

Артур отпустил Миру. Ему стало неловко, и он по привычке потянулся к хронометру, но Кот прыгнул и оцарапал ему руку.

Мира вскрикнула. Артур де Вильбург же просто поморщился и обернул кисть платком.

— Всё в порядке, — сказал он. — Я понял тебя, Кот. Распускать здесь руки нельзя.

— Отлично. Тогда идём дальше. Я веду вас туда, где не потерпят таких отвлечений и развлечений. Насладитесь друг другом чуть позже.

— Я хочу с вами, — вдруг сказал знакомый голос. Его Артур желал услышать сейчас меньше всего. То был Хэйден. Снова запыхавшийся, снова бегущий. — Видите ли, мне некуда идти. Разрешите с вами?

Артур тяжело вздохнул. Теперь уж точно пока не получится обнять Миру.

— Ему разве можно с нами? — спросила она у Кота.

— Пусть идёт, — бросил тот не оглядываясь.

Глава 41. О рукописях

Когда с нами пошёл Хэйден, Артур перестал меня обнимать.

Я всё ловила его взгляды, ощущала спиной его тепло и близость, но Мэлибуд постоянно маячил перед глазами. И без умолку болтал. И мешал.

— Совет, видите ли, принял решение. Вы не слышали, наверно, ты, Мира, особенно. Ты ведь улетала куда-то, а Артур уходил, а я, видите ли, рядом стоял, — неустанно говорил он, то и дело обгоняя, вставая передо мной и преграждая путь. Тогда я глубоко вздыхала, чуть заметно сжимала кулаки и обходила его стороной.

Сначала, значит, Кот мешал, а теперь вот этот.

Я, вообще-то, по Артуру скучала, я хочу побыть с ним наедине, а тут эти. Сбивают с нужного настроя. И постоять в обнимку не дают. Всё идём и идём, всё куда-то спешим.

И куда мы, кстати, вообще направляемся? И зачем?

Тут я вдруг представила себя со стороны до того отчётливо, будто описывала сцену в своём полуромане, который пока так и остался не дописанной рукописью. Да, хорошо бы закончить ту историю с первым путешествием в Мир Мечты. Там про наш вальс, про мою совсем юную влюблённость. Про первую любовь даже. Много-много лет та сказка не давала мне покоя, возвращала к себе во снах, притягивала желания и мысли. И я писала на разрозненных листочках, скрепляла их, хранила в особом файлике. В прозрачном.

Это было так давно, что, кажется, будто и не со мной. Будто не я описывала ту страшную грозу, слушая, как рокочет гром за моими окнами в нашем старом доме. Я старалась ловить такую погоду и ту искру, что загоралась во мне вместе с блеском молний, и переносить, переводить её синей пастой на разноцветные, отысканные по всему столу листки бумаги. Запираясь в кладовке от мамы, сутулясь над синим столом, я дрожала над каждой буквой.

А сколько я переписывала ту сказку? Сколько у неё версий? Штук пять? Десять? Я уже почти и не помню, какой начинала её, какой сама была в тот миг, как впервые поставила надпись «Глава 1». Или там просто стояло «I»? Да, простым карандашом. И дальше было что-то вроде: «За окном ударила молния. Я плотнее укуталась в клетчатый плед. Мы с бабушкой часто сидели в библиотеке». Да, вспомнила. Через бабушку я вела повествование, именно она рассказывала ту историю с Артуром, она было мной. Здоров же я себя состарила. А в конце де Вильбург приходит за ней, и оба они уносятся в небо, и остаются на месте бабушки лишь полупрозрачные пылинки. А вот внучка остаётся.

Я сама вроде тоже оставалась, но часть меня всё-таки парила вместе с бабушкой и Артуром.

Каждая новая рукопись подводила меня всё ближе к истинной истории, которую я так хотела поведать. Самой себе. Чтобы точно знать, что всё это было, чтобы удостовериться в тот самый момент, как начну сомневаться.