Теперь пришла очередь Мэри. Уильяма я посадил на ковер, премировав его дополнительной порцией крошек и целой большущей смородиной. А потом стал от начала и до конца проходить тот же урок с Мэри. Моя заветная цель, понимаете, моя дерзновенная, моя голубая мечта была — стать когда-нибудь владельцем Цирка Белых Мышей. И чтобы все как полагается: и арена, и красный занавес, и вот этот занавес раздвигается — представляете? — и зритель видит, как всемирно известные мыши ходят по канату, качаются на трапециях, делают двойное сальто, прыгают на батуте и так далее и тому подобное. Белые мыши-наездники скачут на белых ретивых крысах, крысы мчатся галопом, галопом, галопом вокруг арены. Мне уже представлялось, как я буду по всему миру путешествовать первым классом со своим Звездным Цирком Белых Мышей, развлекая венценосцев Европы…
Меж тем мы с Мэри дошли примерно до середины урока, как вдруг я услышал голоса за дверью бального зала. И они становились все громче. Вот уже голоса слились в сплошной гул, рокот, гвалт. И — я узнал голос нашего жуткого директора, мистера Джокера.
«Ой, спасите-помогите!» — подумал я.
Но, слава богу, меня защищала огромная ширма.
Я встал на четвереньки и прильнул к щели между створками. Я видел весь зал вдоль и поперек, меня же не видел никто.
— Итак, дамы, здесь вам, уверен, будет вполне уютно, — говорил голос мистера Джокера. И он сам важно проследовал в двустворчатую дверь, в своем черном фраке, весь как на картинке, распростирая руки и приглашая в зал шумное скопище дам. — Если мы сможем чем-то еще вам служить, сразу же дайте мне знать, — продолжал он. — На Солнечной террасе для вас будет сервирован чай, как только вы завершите свое заседание.
С этими словами он откланялся и убрался из зала, куда уже толпой хлынули дамы из Королевского Общества Защиты Детей от Жестокого Обращения. Они были элегантно одеты, причем все — в шляпках.
Собрание
Директор ушел, у меня отлегло от сердца. Я оказался в одном помещении с этими великолепными дамами — чего же лучше? Если мне удастся с ними разговориться, я даже смогу их пригласить в нашу школу — пусть слегка позащищают детей от жестокого обращения. Нам это явно не помешает.
Они входили и разговаривали, разговаривали. Рассаживались по местам, и со всех сторон неслась всякая дамская чепуха вроде: «Милли, душечка, садись со мной» или «Беатрис! С прошлого собрания тебя не видала! Какое дивное платьице!»
Я решил не трогаться с места, пусть они себе заседают на здоровье, а я буду тренировать моих мышек, я только еще немножечко погляжу в щелку, посмотрю на них, пока не рассядутся. Сколько их тут? Сотни две, похоже. Прежде всего заполнился самый последний ряд. Все почему-то норовили сесть подальше от сцены.
Одна дама в зеленой крохотной шляпке в середине последнего ряда все скребла и скребла у себя в затылке. Прямо не могла перестать. Я смотрел как зачарованный на эти пальцы, скребущие затылок. Знай она, что за ней наблюдают сзади, ей бы, конечно, стало неловко. Перхоть, что ли, ее замучила? Но вдруг я заметил, что дама с ней рядом тоже чешется!
И еще одна!
И еще!
Все они скребли у себя в затылках! Скребли как безумные!
Блохи, что ли, у них в волосах?
Нет, гниды, скорее.
У одного мальчика в нашей школе, у Эштона, были гниды, так медицинская сестра его прямо сунула головой в скипидар. Гниды погибли, это да, но сам Эштон тоже чуть не погиб. Кожа с его головы так и слезала — кусками.
Я уже глаз не мог оторвать от этих дам, скребущих в затылках. Всегда интересно застукать человека, когда он думает, что на него не смотрят, и делает что-нибудь неприличное. Ковыряет в носу, например, или чешет зад. Когда в голове скребут — это почти такая же гадость, особенно если скребут и скребут без конца.
Я решил, что наверняка у них гниды.
Ну а дальше — дальше произошло кое-что уж совсем поразительное. Я увидел, как одна дама поддела пальцами волосы, все свои волосы сразу, приподняла их, запустила под них руку и снова давай чесаться!
Значит, это парик! И на ней перчатки! Я поскорей оглядел всех собравшихся дам. Все они были в перчатках!
Я похолодел. Меня била дрожь. Я отчаянно озирался в поисках запасного выхода. Запасного выхода не было.
Может, выскочить из-за ширмы и кинуться напрямик к двустворчатой двери?
Но дверь уже закрыли, и я увидел перед ней какую-то женщину. Она наклонилась и обматывала обе дверные ручки металлической цепью.
«Тихо-тихо, — говорил я себе. — Спокойно. Ведь пока еще никто тебя не заметил. И зачем, ну зачем им соваться за ширму? Но одно неосторожное движение, кашель, чих, вообще малейший звук — и на тебя набросится не одна ведьма. А целых две сотни!»
Тут я, по-моему, потерял сознание. Для семилетнего мальчика все это вместе взятое, согласитесь, было уж слишком! Но беспамятство мое длилось, наверно, не больше нескольких секунд, а когда я очнулся, то лежал на ковре, по-прежнему, слава богу, за ширмой. Вокруг царила абсолютная тишина.
Пошатываясь, я встал на коленки и опять глянул в щель между створок.
Зажарить, как пирожок