Коулу определённо начинало казаться, что он сходит с ума. Он много думал, но не мог прийти ни к какому логическому заключению, переключаясь с одной мысли на другую, чаще всего даже не додумывая предыдущую до конца. Он был растерян и никак не мог собрать себя воедино. В одно мгновение он напоминал себе капризного маленького ребёнка, которому не купили игрушку, а в следующее — вполне разумного человека. В какие-то моменты он был на грани, готовый соскользнуть и начать биться в истерике, но надеялся, что не позволит себе скатиться в эту пучину.
Последний час или около того — он давно уже потерялся во времени — Коул избегал смотреть на альбом. Тот лежал на коленях и, казалось бы, даже жёг сквозь пуховое одеяло. Стоило ли смотреть? Что эта ведьма могла там написать?
«Поговори со мной, пожалуйста! Я же хорошая!»
Да, там определённо должно быть написано нечто подобное. Эта девушка только и пыталась что одурачить его. Вот только она писала долго, а на то, чтобы черкнуть пару слов, обычно уходит гораздо меньше времени. Следовательно, там должно было быть что-то ещё.
Но вот что?
Ведьма намеренно положила альбом вниз запиской? Или это случайность?
Коулу не хотелось прикасаться к тому, чего касались руки ведьмы. Не дай бог ещё какую заразу подхватить. Наставник говорил, что кожа ведьмы — это рассадник заразы, обитель скверны. Они одним касанием могут навеки омрачить душу, обратить ту во зло.
Но ведь он уже касался кожи ведьмы, когда пытался её задушить! И вроде никакую заразу не подхватил. Хотя она уже прокляла его, запустив свои мерзкие когти в его душу — какая уж теперь разница, прикоснётся он к альбому или нет. Да и ведьма по-любому убьёт его. Оставалось только ждать, когда её алчная натура решит, что ему пора отправиться к праотцам.
Интересно, а куда отправится его душа? Куда попадают жертвы ведьм? Он, конечно, надеялся, что в рай, но что, если она уже успела настолько запятнать его душу, что ему только и останется что скатиться по крутой дорожке в ад и вариться в котле вместе с другими исчадиями зла и порока. Если так, то Коул считал это несправедливым. За свою жизнь он не сделал ничего такого, чтобы заслужить котёл в аду.
Даже ведьму убить не смог. Прискорбно. Но хуже провала было то, что эта ведьма, Марта Грабс, плясала на его гордости и ткнула лицом в неудачу. «Смотри! — кричало её надменное лицо. — Я жива и здорова! А ты, олух, весь в моей власти. Мне ничего не стоит убить тебя, но прежде я изрядно тебя использую!» Да, примерно это читалось в её глазах каждый раз, когда она на него смотрела. И ведьма непременно его использует, уж в этом Коул не сомневался.
То, что она над ним совершила, пугало. Стоило ей что-то приказать, и он немедленно выполнял её требование. Проклятие? Морок? Можно ли от этого как-то избавиться? У него же не получится вечно затыкать уши! Когда-нибудь он да осечётся — и тогда всё будет кончено. Тайны целого ордена в руках ведьмы… Даже подумать страшно, к каким последствиям это может привести.
Но как быть? Можно ли как-то обмануть ведьму? Коул рассчитывал, что от ведьмы и её магии его защитит оберег. Но Кеторин Чубоски оказалась шарлатанкой. Шарлатанкой, которая обманула не только его, но и его наставника. И ему нужно было во что бы то ни стало выбраться отсюда и предупредить того, пока не стало слишком поздно.
Кеторин, к удивлению Коула, тревожила его куда больше, чем он мог позволить себе в сложившихся обстоятельствах. Он всё гадал, могла ли она тоже оказаться настоящей ведьмой — ведьмой, которая водила за нос его наставника. Как вообще так получилось, что они связались с ней? Эта женщина — вот, кого стоило винить в его провале!
Мужчина опять посмотрел на альбом. Прочитать или нет? Терять-то ему уже всё равно нечего. Точнее не так — ему определённо было что терять, но мало что изменится оттого, что он прочтёт несчастную записку. В любом случае, он всегда может положить альбом на место и сделать вид, что ничего не читал.
Или всё же лучше оставаться в неведении?
Уши зачесались. Жизнь давно уже катилась по наклонной, но было как-то обидно, что даже его единственный способ защиты — импровизированные беруши, которые он зубами выдрал из наволочек — тоже ополчились против него. Надеясь, что никто не решит зайти к нему прямо сейчас, он раздражённо вынул их из ушей, но всё же убирать далеко не стал, оставив под рукой. Коул попытался почесать уши изнутри, но его мизинцы были слишком толстыми, чтобы у него хоть что-то получилось, а отросшие тонкие ногти больно карябали кожу, так что ему пришлось распрощаться даже с надеждой хоть немного ослабить зуд.
А если расчесать уши в кровь, можно себя оглушить? Скорее всего нет.
Вот незадача. Недовольно насупившись, Коул скрестил руки на груди и откинулся на мягкие подушки. Давно остывший чай на подносе, что стоял на его коленях, от этого движения разлился и намочил одеяло. Конечно, его было не так много, чтобы насквозь промочить тяжёлое пуховое бельё, но всё же неприятная вышла ситуация. Пара капель даже попали на альбом.