Ведьмы Алистера (СИ)

Проснулся же он задолго до пробуждения своих спутниц, да так и лежал, уткнувшись взглядом в оранжевый полог палатки. Марта в поисках тепла тесно прижималась к его боку, и, удивительное дело, у Коула это не вызывало отвращения. Чем больше он узнавал Марту, тем больше проникался к ней симпатией. Да, она была вспыльчивой — и даже очень. Она из тех людей, которые либо думают, либо делают. И уж точно никогда не думают, прежде чем делать. Чудная она, конечно, женщина, но, в отличие от Кеторин, понятная. Точнее, чем больше он узнавал Марту, тем более понятной она ему становилась. Стоило ему лишь на секунду позволить себе посмотреть на неё, как на обычную женщину, а не на жестокую ведьму, как он больше не мог отделаться от этого образа.

Тяжело вздохнув, Коул перевёл взгляд на Кеторин: та лежала на приличном расстоянии от них с Мартой и тихо сопела, завернувшись в свой спальник.

Коул ей не доверял и не понимал её. Он всегда опасался таких женщин, как Кеторин — женщин себе на уме. От них никогда не знаешь, чего ожидать. Такие, как Кеторин, могут улыбаться в лицо, но с той же вероятностью держать за спиной наточенный нож, чтобы убить тебя.

Так что Коулу оставалось только радоваться, что скоро их путешествие закончится и они пойдут разными путями. Он ещё не знал, что будет делать дальше: вернётся ли к охотникам или пойдёт своей дорогой. Его убеждения пошатнулись, и месть за сестру больше не была путеводной звездой его жизни. Раньше Коул думал, что ведьмы — зло во плоти. Теперь же знал, что ведьмы ничем не отличимы от людей, и по паршивой овце не стоит судить всё стадо.

И от этого на душе было смутно. Муторно. Неприятно. Хуже всего, когда встаёшь на распутье и сам толком не понимаешь, куда тебе идти.

Марта заворочалась во сне и что-то пробормотала ему в плечо, причмокнув губами, как ребёнок, поедающий вкусную конфету. Коул усмехнулся. Уж от кого, от кого, а от Марты Рудбриг подобных поступков, пусть и не осознанных, он не ожидал. И каждая подобная выходка раз за разом подрывала образ злобной ведьмы.

Коул так и лежал, смотря на Марту, пока не проснулась Кеторин — через четверть часа или около того — и заставила будить Марту, а затем выдвигаться в путь. Коулу вновь пришлось бороться с собой и своим телом, которое хотело лишь одного — чтобы его оставили в покое и дали отдохнуть.

Лежать, просто лежать. Разве он много хочет?

И тот факт, что день выдался ясный — такой ясный, что на небе не было ни единого облачка, заставлял чувствовать себя ещё хуже. Солнце не только палило и пригревало, а ещё и слепило, отражаясь от белоснежного снега. Глаза нещадно слезились, и приходилось идти, прикрывая их рукой. Коул вздохнул с облегчением, когда солнце, достигнув высшей точки, начало свой путь к другому концу горизонта.

На холодный ветер бывший охотник не обращал никакого внимания — ему и так всё время было то жарко, то холодно. В какой-то момент Марта, заметив, что он постоянно отстаёт, предложила ему руку, и он продолжил идти, опираясь на её плечо.

— Знаешь, — сипло начал он, — из тебя вышел бы отличный посох… Такая маленькая… женщина-костыль…

— Тебе же лучше, если это был неудачный комплимент, — едко ответила Марта и резко подалась вперёд, выскальзывая из-под его руки. Коулу пришлось сильно постараться, чтобы не рухнуть в снег лицом.

— Жестоко издеваться над калекой, — сказал он, когда Марта вновь подошла, подставив ему плечо.

— Тоже мне нашёл калеку. Я знаю, что ты чувствуешь. И с такими симптомами вполне можно жить. Развёл тут драму. Руки-ноги есть — считай, не калека.

— Злая ты девка, а я уже было начал проникаться к тебе симпатией, — с усмешкой произнёс Коул. — Но больше не буду!

— Больно мне нужна твоя симпатия, — усмехнулась Марта в ответ. — От такой грязи потом не отмоешься.

Коул уже собирался сказать что-то ещё, но тут подошла Кеторин и отчитала их, как нашкодивших котят, требуя, чтобы они прекратили болтать без толку и шли вперёд, если не хотят ещё ночь ночевать в палатке посреди леса. Такая вот воспитательница в детском саду или директор школы; ни тех, ни других Коул никогда не любил.

***

К машине они вышли в сумерках. Серо-сизых, безликих и темных, в которых, казалось бы, мир терял свои краски. И Коул мог бы, конечно, полюбоваться этими сумерками и уходящей вдаль дороге, худо-бедно напоминавшей хоть какой-то ориентир и намёк на цивилизацию. Но было кое-что другое, полностью завладевшее вниманием мужчины — машина. Если верить стереотипам, машины всегда привлекают внимание мужчин. Но тут была другая ситуация, которая не просто удивила, а ошарашила: их не было больше недели, а машину, стоящую в лесу, не завалило снегом. Совсем. Коул ожидал увидеть огромный сугроб и уже готовился к тому, что машину придётся откапывать и выталкивать их маленькой группировкой из калеки и двух не приспособленных к физическому труду женщин. Если это какая-то разновидность магии, то Коул ничего не имел против неё.