Ведьмы Алистера (СИ)

Вообще-то говорил — и не раз, даже умолял, но Кеторин не желала слушать. Когда доводы Люциана стояли на одной чаше весов, а её гордость — на другой, весы всегда перевешивали в её сторону. Удивительно, что Люциану вообще удавалось временами затащить эту женщину в постель — наверное, в эти моменты её гордость собирала вещички и уезжала в тёплые края, но где-то по пути её рейс отменяли, и она возвращалась как раз к концу и устраивала какую-нибудь феерическую вендетту.

Чего только Люциан не пережил за последние двадцать лет: и зелье огненной уретры, от которой поход в туалет превращался в извержение вулкана; и пачки парализующих зелий, к которым в ближайшем времени у него определённо выработается иммунитет; и проклятие не усваиваемости алкоголя, когда его рвало после каждого глотка; и трёхлетнюю импотенцию, которой Кеторин наградила его в их последнюю встречу. А ведь он действительно в какой-то момент начал думать, что его «свистулька», выражаясь невероятными эпитетами госпожи Евы, отпела свою последнюю серенаду. Он глазам своим не поверил, когда однажды проснулся и понял, что не всё потеряно.

Вот только эта женщина стоила всего этого, и Люциан ни разу не упрекнул её, потому что понимал: виноват. Но исправить уже ничего не мог.

Кеторин всегда била по больному, так что даже удивительно, что в этот раз он отделался малой кровью.

— …когда же это уже закончится? — продолжала причитать госпожа Ева, а Люциан понял, что пропустил какую-то часть её несравненного и красочного монолога, погрузившись в свои мысли.

Вот и Люциана тоже мучал этот вопрос, правда он не знал, что конкретно госпожа Ева подразумевала под «этим», но его абстрактное «это» нисколько не волновало. Он мог поставить любую свою проблему, и вопрос бы не изменился.

Госпожа Ева перевернула мужчину на спину и принялась вливать горячее зелье маленькими порциями. Делая первый глоток, Люциан чуть не захлебнулся, но уже со второго глотка его горло ожило и всё пошло как по маслу.

— Премного благодарен, — произнёс он, когда тело начало его слушаться, и принялся поправлять кусок ткани, который госпожа Ева накинула ему на бёдра.

— Ох, зла у меня на тебя не хватает! — возмущённо пыхтела госпожа Ева, подбоченившись. — Вещи там. Пришлось сходить к тебе домой за ними, твои были в плачевном состоянии.

Люциан посмотрел на разорванную кучу вещей на полу. Пуговицы его рубашки были вырваны с мясом, и он никак не мог вспомнить, сам ли оторвал их или всё-таки Кеторин постаралась. Хорошая была рубашка, качественная.

— Ох, как же я вас люблю, моя вы благодетельница. И зелье сварили, и тряпочкой накрыли, и даже вещи чистые принесли, — нахваливал старую женщину Люциан, застёгивая на себе чистые брюки. — Когда-нибудь вы непременно согласитесь выйти за меня замуж.

— Конечно. Я с радостью посмотрю, как ты будешь просить у Кеторин развод. И не думай, что после я соглашусь собирать тебя по кускам.

Люциан хмыкнул — и сам знал, что подобную выходку не переживёт.

— Свалились вы на мою голову. Что Кеторин, что ты, что твои дети. С вами всегда одни проблемы! Может, у вас кровь какая-то не такая?

— А что с детьми? — нахмурился Люциан.

— Рой сбежал, — потирая свой потерявшийся в складках кожи подбородок, ответила госпожа Ева. — Воспользовался моментом, когда мы проводили обряд, и никто не следил за входами. О том, что он сбежал, я узнала уже после того, как проводила Кеторин. Заметила слабое свечение его силы в портале.

— А чего вы ожидали, угрожая его сестре чуть ли не кровавой расправой? — устало спросил Люциан, облокотившись о крышку старого стола. Сейчас он бы с радостью сел в мягкое кресло и выпил бы чашечку самого крепкого кофе, но был вынужден стоять в подсобке амфитеатра и выслушивать нравоучения. — А всё из-за чего? Из-за того, что девочка влезла в ваши чуть ли не священные запасы! Боже мой, да я в её возрасте и похуже что вытворял и что-то не помню, чтобы меня за это обещали высечь розгами.

— Во-первых, не мы ей угрожали, а Брунгильда, — воспротивилась госпожа Ева. — Она всегда была быстра на расправу. А во-вторых, ты никогда не трогал пыль драконьих костей. Она же такая древняя!

— Сомневаюсь, что в этой пыли осталось хоть что-то от драконов, — продолжал защищать дочь Люциан. — А вы за что боролись — на то и напоролись! Взбаламутили в не самой послушной девочке юношеский максимализм, вот она и ускользнула у вас из рук. А вслед за ней её вечная припевала.

— И что, тебя это нисколько не волнует?

— А с чего меня это должно волновать? Они хоть и выросли физически, но в душе всё те же дети, и единственный человек, к которому они могут пойти в открытом мире — их тётя. Найдёте Кеторин — найдёте и моих детей.

— Легко тебе говорить. Ты хоть раз пробовал её искать? — не без иронии спросила госпожа Ева. — Я не знаю ни одной ведьмы, которая была бы сильнее Кеторин в установке покрова. Никто из нас её не найдёт, пока она сама не захочет.