Ведьмы горят на рассвете

Мои руки сжимаются в кулаки, но я по-прежнему сижу неподвижно. Ещё минута, и Лаверна никогда никому не расскажет о том, кто теперь Полина. Никто меня не обвинит. Никто меня не поймает. Более того, я могу сохранить энергию её погибшего юного тела в своём кулоне, и тот сгенерирует достаточно магии, чтобы уничтожить мои кости. Всего ещё одна смерть в моём списке, и я свободна. «Проще простого».

– Я-Яра… – на глазах у Лав наворачиваются слёзы, её рука хватает меня за рукав свитера. – Помоги…

Мои глаза перемещаются на киоск, но Аделард с Миром на нас не смотрят. Почему они не смотрят? Почему они не придут и не спасут Лаверну? Почему вселенная снова даёт мне выбор!

«Мне интересно, сделала ли ты всё то, что сделала, ради удовольствия…» – эхом отдаются слова Мира в мыслях.

«Твой выбор, твоя ложь, твоя смерть».

Нет.

Положив одну ладонь поверх кулона, на свитер, я кладу вторую на дрожащее плечо Лаверны. Змейка тепла проносится по телу, и последняя искра магии, что у меня осталась, отправляется человеку в нужде. Мышцы на шее у Лав дёргаются, она охает и выплёвывает жвачку.

– О, Боже… – стонет она, делая наконец столь желанный вдох. – О. Боже. Мой!

«Боюсь, Бог тут не при чём».

Смахнув с ресниц слёзы, Лав моргает, уставившись на жвачку на земле, потом на меня. Её взгляд медленно фокусируется, когда она осознает, что произошло, и понимает, что у меня есть какой-то источник магии. «Ну вот и всё». Я спасла её и обрекла себя.

Однако вместо того, чтобы что-то спрашивать, Лав вдруг начинает нервно смеяться.

– Спасибо, Ярослава. В какой-то момент я подумала… подумала, ты будешь просто наблюдать, как я умираю.

«Я тоже так думала. Хотела. Планировала».

Натягиваю на губы улыбку:

– Ну что ты, Лав.

9. Ярослава

Лаверна не упоминает о произошедшем. И не говорит Миру с Аделардом, что я использовала магию, чтобы помочь ей, и от этого я переживаю лишь больше. Жду вопросов, расспросов, допросов…

Ничего.

Мы идём дальше по роще, тропинки сужаются, деревья сгущаются. Вокруг тишина и прохлада, и вместе с полумраком густой листвы они тревожат меня всё сильнее. Мне теперь даже боязно заговорить первой и нарушить этот удушающий покой. Да и что я могу сказать людям, которые видят во мне умалишённую ведьму, чьим словам нельзя доверять?

Я доверяла кое-кому однажды.

«Яра…»

– Пожалуйста, нет.

«Тебе здесь не место».

– Пожалуйста!

«Слишком поздно, Яра».

Воспоминания вызывают холодную дрожь. Чтобы отогнать её, пытаюсь припомнить хоть один тёплый момент из прошлого, где всё было хорошо. А ведь кое-что было – мои первые дни, когда я только стала могущественной.

«Где была? – спросила Тата в ту ночь, когда я пробралась обратно в комнату после встречи с Владом. – Ты как будто какая-то другая».

«Лучше или хуже?» – спросила я, прижимая ладонь к своему новенькому шраму. Теперь я чувствовала её сердцебиение, ставшее чуточку быстрее и взволнованнее, когда она поняла, что её сестрёнка где-то пропадала, однако я мысленно приказала её сердцу ложиться спать, и оно меня послушалось с лёгкостью.

«Не уверена, – пробормотала Тата, натягивая одеяло повыше. – Целовалась с кем-то?»

«Может быть».

«Тогда лучше, Ямочка. – Она называла меня Ямочкой, только когда знала, что её слова заставят меня улыбнуться, когда на моих щеках появятся ямочки. – Лучше». В следующий миг она уже снова спала.

А я не могла уснуть. Была слишком взбудоражена, слишком воодушевлена произошедшим. Магия, она была правдой? Не сном? Если я лягу спать, силы ведь останутся со мной? Конечно, ведь у меня теперь был волшебный шрам, верно? Один крошечный шрам – малая цена за счастье. Хотя порез был свежим, кровь больше не шла, но всё-таки я решила забраться на чердак, чтобы найти на всякий случай бинт. Я перебирала там старые коробки всю ночь, тихонько, чтобы не разбудить маму с сестрой, и не заметила, как съела банку малинового варенья – с цельными и сладкими, как сахар, когда кладёшь на язык, ягодами.

А потом нашла стопку маминой старой одежды, нашла платье, которое никогда не видела на ней. Оно было мятое и пыльное, и слишком большое для моих всё ещё наполовину детских объёмов, но я всё равно его натянула и уставилась на своё отражение в зеркале. Уставилась на воздушную юбку, на шёлковый лиф. Смотрела и мечтала, что в один прекрасный день буду носить подобный наряд и чувствовать себя гордой и бесстрашной.

И в тот момент я и правда чувствовала себя бесстрашной.

Это был хороший момент.

Теперь того платья нет, оно сгорело вместе с домом. И слова, что сказала мама утром после той ночи, когда я уходила в школу, звенят в голове. Она поглядела на меня, словно в трансе, её тонкая фигура хрупко стояла в дверном проёме, а губы беззвучно шевелились. Затем её взгляд сфокусировался на чём-то за моей спиной – на пустоте за моей спиной – и она вздохнула. «Что ты наделала, мой ангелок?»

* * *