Ведьмы из Броккенбурга. Барби 2 (СИ)

— Черт! Не беспокойся, Красотка, дохлая рыба и то соблазнительнее тебя. Не утруждайся. Видишь ли, в чем штука… Мы тут затеяли Хундиненягдт. Сучью охоту. Нам надо заявить о себе на весь Броккенбург, и заявить не кошачьим писком, а так, чтобы услышали от Оберштадта до Унтерштадта. Нам нужен кто-то из «батальерок». Если мы пощадим тебя, нам понадобится равноценная замена. Кто-то из твоих сестер. Ты согласна на такой обмен?

Они все внимательно смотрели на нее. Даже Резекция, выбивавшая пальцами какой-то сложный ритм на рукояти своего кацбальгера. Даже Эритема, скорчившаяся в углу.

Они ждали — они знали — они хотели услышать. Даже Фальконетта, похожая на мертвого грифа, набитого сломанными шестернями, ожидала ее ответа, безучастно разглядывая серыми, как галька, глазами.

— Да.

— Холера, Гаргулья и Ламия уже мертвы, до младших сестер никому нет дела… — Жевода задумчиво потерла грязными пальцами подбородок, — Что на счет Гарроты? Отдашь нам ее вместо себя? Отдашь нам сестрицу Гарри?

— Отдам, — Барбаросса торопливо кивнула, — Сама приведу, куда скажете. Можете разрезать ее на три дюжины кусков у меня на глазах, я и пальцем не шевельну…

Жевода плотоядно оскалилась.

— Так-так. А кого еще? Кого еще отдашь?

— Саркому, — Барбаросса сглотнула затхлую слюну и кровь, — Отдам Саркому. Ее будет непросто взять, она хитрая дрянь и чутье как у кошки, но если впятером… Я скажу, где она бывает по вечерам и вы…

Жевода презрительно скривилась.

— Эта сука никому и даром не нужна. А что если…

Она все еще делала вид, что мысленно перебирает, но Барбаросса знала, какое имя она произнесет. Все эти суки, сбившиеся в ворчащую стаю, молчаливые, подобравшиеся — все они прекрасно знали. Им надо было это услышать.

— Может, Котейшество? — Жевода щелкнула пальцами, точно эта мысль только сейчас пришла ей на ум, — Милую маленькую Котти? Ее отдашь, Барби?

Нет, подумала Барбаросса. Не отдам, даже если сам Ад явится ко мне. Даже если архивладыка Белиал потребует. Даже если…

— Да, — тихо произнесла она, — Отдам.

«Сестрички» заулюлюкали, завопили, затопали ногами. Чертовы гиены, они ликовали, наслаждаясь своей властью над ней. Так ликовать может ребенок, раздавивший ногой жука, упивающийся собственной силой. В этот миг они почувствовали себя не просто сильными — они ощутили себя могущественными.

Непобедимыми. Отчаянными. Настоящими ведьмами.

— Спасибо, — Жевода подмигнула ей, — Но мы не заинтересованы в этой сделке. Лишь хотели услышать твое предложение. Отправляйся в Ад, Барби. Отправляйся в Ад, ощущая себя куском трусливого ничтожного дерьма. И пусть эта мысль сжигает тебя изнутри, пока ты не окажешься в огненных чертогах…

Сейчас выстрелит. Сейчас грязный палец, небрежно лежащий на спусковом крючке бандолета, едва заметно напряжется, ударит курок, сухо клацнет кремень — и высвобожденный демон набросится на нее с неистовой яростью, отделяя мясо от костей, испепеляя, сжигая, пожирая заживо…

— Стой! — торопливо выкрикнула она, — Еще кое-что!

Жевода устало вздохнула.

— Во имя адских владык! Что еще ты готова предать, чтобы спасти свою шкуру, Барби? Чем еще готова поделиться?

— Деньги! — выдохнула она, — У меня есть деньги.

Жевода фыркнула, не удержавшись.

— Ведьмы, у которых есть деньги, путешествуют на каретах и одеваются в шелка, дорогуша. А ты выглядишь так, словно не можешь позволить себе и пару новых башмаков.

— У меня есть деньги! — повторила она громче, — Целая куча денег. Три сундука, набитых золотыми монетами. Мы с Котейшеством нашли их в одной старой норе под городом, когда искали, где устроить лабораторию.

Они напряглись. Тля, рассеянно ковырявшая шов на щеке, зашипела от боли. Резекция стиснула рукоять кацбальгера. Катаракта обронила пару-другую беззвучных ругательств.

Стоило бы с этого начать! — раздраженно буркнул Лжец, — Или тебя возбуждает ствол, которым тычут тебе в лицо?

«Нет, — подумала Барбаросса, — Скажи я о деньгах сразу, они бы не поверили. Но сейчас, после того, как я предала своих сестер, предала все, включая свой ковен и свою бессмертную душу… Сейчас они поверят».

Ствол неказистого старого бандолета дрогнул. Едва-едва, но Барбаросса, впившаяся взглядом в темный провал дула, это заметила. Может, это демон, спрятавшийся внутри, рычащий от ярости, неосторожно хлестнул шипастых хвостом, а может — Барбаросса отчаянно надеялась на это — едва заметно дрогнули пальцы Жеводы.

Они могут сколько угодно воображать себя грозой Броккенбурга, представлять, как хлещут шампанское из хрустальных бокалов, но для этих оборванок даже пять гульденов — весомый куш.

Жевода презрительно сплюнула на пол.

— Херня. Неужто адское пламя так царапает твою нежную шкурку, Барби, что ты готова нести любой вздор, лишь бы прожить еще немного? Ни хера там нет, так ведь? В лучшем случае взведенный пистоль на бечевке…

— Три сундука, — упрямо повторила Барбаросса, — Котти сказала, это старые «речные дукаты». На одной стороне у них какой-то пидор в берете, а на другой написано «EX. A. RH[15]» и что-то еще…