Ведьмы из Броккенбурга. Барби 2 (СИ)

— Врешь! — вырвалось у Жеводы. Нависающая над Барбароссой, сейчас она сделалась такой напряженной, будто сама служила сосудом для изнывающего от ярости демона, — Ты врешь, Барби!

Проняло. Ее проняло, с удовлетворением поняла Барбаросса. Пусть говорят, что хорошая ведьма в безоблачный день чует присутствие адских чар за три мейле, есть один запах, который перебивает все прочие. Запах золота. Она клюнула.

— Жевода!.. — голова Фальконетты предостерегающе качнулась, — Закончи дело.

— Три сундука, набитых доверху. Если не веришь, я покажу. Я припрятала один «речной дукат» от Котти, ношу его в кошельке. Я покажу. Увидишь сама.

Барбаросса сделала вид, будто пытается нащупать перебинтованными пальцами кошель у себя на поясе. И тут же получила пинок башмаком в лицо.

— Ах, сука…

— Не спеши, Барби, крошка, — Жевода ощерилась, сбрасывая фальшивое великодушие, становясь похожей на существо, подарившее ей свое имя — хищного, вечно настороженного Жеводанского зверя, — Или ты думаешь, что я никчемная дура? Давай-ка сюда кошель. Я сама посмотрю.

— Черт! Да подавись ты!

Свободной рукой Жевода жадно сорвала кошель с ее пояса. Тот не издал звона — и неудивительно, учитывая, чем он был наполнен. Деньки, когда сестрица Барби могла разбрасывать монеты по мостовой, давно миновали…

— Жевода! — Фальконетта дернулась всем телом, словно где-то под серым камзолом из сухого мяса вырвалось несколько пружин, — Нет! Она что-то задумала. Она хитрит. Она…

— Спокойно, Фалько, — злые пальцы Жеводы быстро ощупывали кошель, — Я только гляну…

Чтобы справиться с завязками, ей пришлось сунуть бандолет под мышку и освободить вторую руку. Жгучий интерес прочих сестер, впившихся глазами в ее добычу, заставлял ее спешить, не обращая внимания на предательскую легкость кошеля.

Дурацкий трюк, процедил Лжец, наблюдающий за этим. Там же нет монет. Там только… О, черт.

Сообразил, значит.

«Да, — мысленно ответила ему Барбаросса, — Там лежит нечто очень ценное для меня, но это не золото».

Твои пальцы, Барби. Твои чертовы пальцы.

«Верно. Пальцы, откушенные Цинтанаккаром. Пять небольших кусочков сестрицы Барби. Немного несвежие, но я не думаю, что томимый адским голодом демон — привередливый едок…»

Она почти чувствовала, как лихорадочно размышляет Лжец. Как в его голове крутятся тонко сбалансированные колесики и шестеренки, перестраивая варианты под сухой аккомпанемент щелчков.

Он должен был догадаться. Он в самом деле был умнее, чем многие из его сородичей.

То, что ты сказала демону…

«Hold, bein og blo?». Плоть, кости и кровь, помнишь? Азы Гоэции. Чтобы освободить демона от служения, демонолог должен преподнести ему частицу самого себя — символический дар — и назвать его по имени. Наверно, Эиримеркургефугль уже достаточно долго нес службу и заслужил немного отдыха. Как думаешь, мои пальцы придутся ему по вкусу? Не слишком суховатые?..»

Лжец застонал.

Во имя самых глубоких бездн Ада, каждый раз, когда мне кажется, что я смог вбить хотя бы толику ума в твою каменную голову…

Барбаросса позволила себе обычную ухмылку. Сейчас глаза всех сук в этой комнате были прикованы к кошелю в руках Жеводы, а не к ней.

«Да, я собираюсь выпустить на свободу осатаневшего от злости голодного демона. Теперь ты понимаешь, почему здесь скоро сделается очень жарко?»

Дьявол! Ты не понимаешь!..

Лжец изрыгнул из себя нечто нечленораздельное, но сейчас Барбароссе не было никакого дела до его укоров. Куда больше ее беспокоила Жевода, которая наконец справилась с завязками кошеля и растянула его перед лицом.

Не самая сообразительная сука. Ей потребовалось полсекунды, чтобы сообразить. И еще пол — чтобы ее побелевший от ярости взгляд нащупал распластанную на полу Барбароссу.

— Какого хера? Он же…

— Приятного аппетита, сука.

В фехтовальном зале Малого Замка Каррион иногда заставляла их отрабатывать удары из положения лежа. Есть ситуации, когда даже самый искусный фехтовальщик оказывается повержен, а противник возвышается над ним. И коль уж Ад расщедрился для тебя на пару лишних секунд жизни, лучше попытаться дотянуться до него, чем покорно лежать, ожидая эль-другой закаленной стали в живот.

Она и ударила. Как учила Каррион, уперевшись спиной в пол, представив все тело распрямляющейся тугой пружиной…

Жевода присела, сделав пол-оборота, прикрывая коленями пах. Эта девочка прожила в Броккенбурге три года и тоже хорошо знала многие уличные фокусы. Ошиблась она только в одном. Не сообразила, куда нанесен удар. Нога Барбароссы врезалась в ее ладони, державшие кошель, заставив ее вскрикнуть и выпустить в воздух горсть кувыркающихся в воздухе маленьких обрубков — ее, сестрицы Барби, ампутированных пальцев.

У Барбароссы не было времени попрощаться с ними.