— Херовая погода, а, сморчок? Ты смотри, с обеда льет, да и ночью, видать, не перестанет. Точно все демоны ада приняли Броккенбург за свой ночной горшок, ссут днями напролет. В этом доме нет ни одного сухого угла, а от сырости у меня ломит кости, не спасает даже ореховый шнапс…
Когда Лжец заговорил, Барбароссе показалось, словно он враз сделался старше на много лет и даже сама банка будто бы потяжелела вдвое. Он не говорил перхающим фальцетом, который используют играющие стариков актеры в театре, не менял тембра, но в его голосе отчетливо зазвучали чужие интонации, из-за которых сам голос казался чужим.
Это было забавно — и в то же время немного жутковато. Будто бы в банке у нее за спиной на месте съежившегося комка несуразной плоти возник крохотный старичок, сердито глядящий сквозь стекло…
— Эта блядская сырость напоминает мне Банчанг. Ты был в Банчанге, сопля? Не был? И верно, куда тебе… А я был. В шестьдесят седьмом, как сейчас помню. Нас с парнями перекинули туда осенью из Пхукета, и почти сразу мы поняли, почему гауптман Бернхард из Артиллерийской комиссии, вырвавшийся из этой дыры месяцем раньше, именовал это местечко не иначе, чем Холерное болото…
Оно и выглядело как болото — херова трясина, состоящая из равных долей жидкой глины, малярийной воды и мочи. Одна сплошная смердящая похлебка, которая с равным аппетитом пожирала павших лошадей и наши собственные сапоги. Шагнул в сторону с тропы — сапога нет. Сошел с лошадью — считай, остался с одним седлом и уздой, все прочее уже не вытащишь. А уж сколько в этом дерьме наши обозники телег утопили и вовсе не сосчитать…
Банчанг — это городишко на берегу Сиамского залива, сопля, чтоб ты знал. Городишко — это по тамошним меркам, понятно, по нашим это даже и деревней назвать язык не повернется. Что-то около трех сотен домов, все из дерева, глины и обожженного коровьего дерьма — лягушачьи хижины, а не дома. Сыро там в любую погоду до чертиков, а мостовые — одно только название, потому как из гнилых досок. Если в этом болоте что и было из камня, так это три форта по периметру, их наши же ребята насыпали из саперной роты, все прочее — сплошь дерево и глина.
Мы после «Гастингса» малость осоловевшие были, шутка ли, осаду три месяца держать, потому не сразу поняли, куда нас шлют, когда демон-посыльный из штаба примчался. Что еще за Банчанг? За каким хером нам туда? Своих артиллеристов нет?
Самым мудрым из нашей компании оказался Вольфганг. Недаром ему первому в апреле обер-фейерверкера присвоили. Мудрец! Философ! Он, как только про Банчанг услышал, отправился в местный трактир, заложил свои парадные шпоры и купил штоф «Хьонг-Чан». Это такая рисовая водка, сморчок, едкая что кровь демона и дёгтем отдает. И сам ее потихоньку и выцедил за время полета. Знал бы я, как лететь будем, сам напился бы до полусмерти!
Летали мы тогда на вендельфлюгелях класса «Кроатоан» — хорошая машина, надежная, но со своим норовом. Может тащить в себе дюжину душ пехоты, легко, как пехотинец тащит пороховые натруски в банадельерке, или брать вместо них на борт две двенадцатифунтовые пушки. А уж если надо резко взмыть в небо, тут и вовсе равных ей нет — ну чисто ястреб над баварскими кручами… Но это тебе не телега. Недаром возницы перед вылетом в пасть демонам полный бочонок свиной крови заливали, да и при себе небольшой запас всегда имели. Проголодаются демоны в полете — от тебя до земли разве что одни сапоги долетят, все остальное еще в небе по клочку растерзают. Опасные машины, с истинно-звериным духом…
Мы думали дойти до Банчанга на сверхнизких. У нас так заведено было — выше двух сотен клафтеров[6] над землей не подниматься, идти над самыми деревьями. Почему? Отучили нас сиамцы высоко летать. Еще в шестьдесят третьем отучили. Ты-то, небось, с монсеньором Гуделинном не сталкивался, а, потрох куриный? Ну булькай, булькай, оно и понятно, что не сталкивался. А мы этого знакомства полным лаптем хлебнули.
Монсеньор Гуделинн — это демон из свиты Гаапа, прирученный сиамцами. Не знаю, какой он масти и какого звания, кем он в адских чертогах служит и кому присягал, но большего ублюдка я в жизни не видел. Кровожадная тварь, способная часами дремать в джунглях, особенно там, где потемнее, но чующая винты вендельфлюгеля за несколько мейле. Расстояние для него не помеха, а пушки наши он и вовсе за оружие не считал. Выныривал между деревьев с распахнутой пастью — тут уж у твоей птички две секунды в запасе, успеет или нет… Черт, как бы мы ни хитрили, какие бы маршруты ни закладывали, один хер в неделю по три-четыре вендельфлюгеля сжирал.
Банчанг, да… В Банчанг мы с ребятами добрались с ветерком, а сели «по-славатски» — это когда садишься так, что задницу отшибает на трое суток, а в голове звезды звенят. Это демонам из «Кроатоана», что тащили нас по небу, встретилась стайка голубей и они, озверев и щелкая пастями, устремились в погоню — едва не угробили и нас и весь экипаж. Спасибо возницами, укротили чертей, заставили сесть, хоть и резко…