Ведьмы из Варбойс. Хроники судебного процесса

Надо думать, совсем немного тех (пусть и нанятых за большую плату), даже лишь однажды лицезревших ребенка в том жалком положении и при печальных обстоятельствах, в которых она бывала сотни раз, кто добровольно бросился бы в такую беспримерную крайность и рискнул жизнью, даже заверенный в полной безопасности и заручившись гарантиями как жизни, так и здоровья, а потом долго наблюдал этот пугающий спектакль и предстал бы лишенным естественных для этого чувств, ощущения горя, страданий тела и разума, безмерного страха и ужаса. Тем не менее, это маленькое дитя видело (являя превосходство Божьего духа над многообразием бесовского непотребства), как большинство ее сестер и некоторые другие в разное время страдали и претерпевали подобное, а то и худшее, если такое вообще возможно.

Нельзя отрицать, что много раз она выглядела грустной, а иногда проливала реки слез, прежде чем прийти в себя после припадка. Но всегда без каких-либо жалоб, и тогда, и потом. Так что думается, это стоило бы связать с какими-то иными причинам, отчасти с болезненными метафорами и образами, которые улавливает ее слух во время припадка. Кроме прочего, в связи с этим она лишена (на время) компании и общения с кузенами и кузинами (другими детьми в нашем доме, которых она очень любит), которые немало печалятся и страдают душой под впечатлением, что производит ее несчастное состояние. Если же существует какая-то иная тайная причина этого, неизвестная нам, то сам ребенок никогда на нее не жаловался. Когда ее спрашивали о поводе для слез, она отвечала, что ноет голова, болит та или иная часть тела.

Пожалуй, не хватит места, чтобы описать все те сотни примечательных случаев, что произошли с этой девочкой после того, как впервые попущение Божье позволило ей прийти в то состояние. Опустим поэтому все, что можно было сообщить сверх сказанного.

Ее снова принесли из полей обратно в нашу [Тичмершскую] рощу скорее похожей на отражение или тень ребенка. Она оставалась в том же положении и состоянии, что и вне дома, ничего не ела, кроме как то жидкое, что могло проходить сквозь ствол птичьего пера. Лишь иногда она брала немного мелко нарезанного маслянистого мяса и втирала его с внешней стороны зубов, высасывая сок и влагу.

С этого дня, 3 сентября, и до вторника, 8 числа того же месяца, ее ежедневно для приема пищи выносили в поле, где она пробуждалась не иначе, как в том же самом месте, и не раньше. Чтобы убедиться, что она приходит в себя только в этом месте и ни в каком другом, ее относили ровно по направлению к Варбойс еще две или три мили, но без какого-либо результата – она оставалась в том же состоянии.

Наконец во вторник [8 сентября 1590 г.] ее отправили из Тичмершской рощи в Варбойс, в дом ее отца. В пути, в полях у поворота изгороди, в традиционном месте она сделала обычные свои знаки и тут же очнулась, продолжив путь с очень здоровым видом и веселой. Сильно заботило и печалило ее лишь то, что она покинула Тичмершскую рощу.

* * *

Теперь, когда вы узнали об особенностях припадков этой девочки, мисс Элизабет, можете себе вообразить и представить особенности не менее необычных приступов у остальных сестер, происходившие в то же время, хотя они были в разных местах. Если обозревать детально, как мы сделали для одной, то странные чудеса (если что-то еще кажется странным) случались с каждой, о чем мы уже упоминали, и некоторые из них демонстрировали явления много более изумительные. Но этого, пожалуй, достаточно. Ведь если мы даже в малой степени коснемся остального, то и конца не найдем, столь безгранично это дело.

Леди Кромвель

Попущением Божьего провидения, вскоре после того, как господин Гилберт Пикеринг вернул ребенка домой, через месяц или около того, в дом господина Трокмортона прибыла леди Кромвель, супруга сэра Генри Кромвеля, рыцаря (который тогда находился в Рамси, городе в двух милях от Варбойс), вместе со своей невесткой, миссис Кромвель, чтобы посетить этих детей и утешить их родителей, с которыми была хорошо знакома[20]. Она совсем недолго пробыла в доме, когда все находившиеся там дети впали в припадок и так ужасно мучились, что поразили своим видом доброе дамское сердце настолько, что она не могла удержаться от слез. После чего леди вызвала старую мамашу Сэмуэл. Та не решилась отказаться, поскольку ее муж был арендатором сэра Генри Кромвеля, но как только пришла, детям стало еще хуже, что послужило причиной больших сожалений. Тогда леди Кромвель отвела мамашу Сэмуэл в сторону и решительно обвинила ее в этом колдовстве, используя очень резкие выражения. Но та сухо их все отвергла, сказав, что господин Трокмортон и его жена к ней очень несправедливы, обвиняя ее без причины. Леди [Кромвель] ответила, что ни господин Трокмортон, ни его жена не обвиняют ее, но это делают сами дети в своих припадках, или, точнее, Дух в них.