Ведьмы. Салем, 1692

Обвинители путали подозреваемых, более поздние летописцы вносили еще больше неразберихи. У некоторых оказалось одно и то же имя. Часто все, что осталось от человека, получено после изнурительного допроса и записано судебными писарями, испытывавшими к жертве антипатию и порой свидетельствовавшими против нее. Мы крайне мало знаем про большинство из них помимо того, что они обвинялись или признавались в колдовстве. Еще одно сходство салемских ведьм со сказочными персонажами – мы узнаем их по единственной детали: узору на платье, обороту речи, внутренней дрожи. И вынуждены делать выводы, исходя из единственной характеристики: Мэри Уоррен была красавицей. Абигейл Хоббс была бесстыдницей. У Джорджа Джейкобса было великолепное чувство юмора, а у Сэмюэла Пэрриса его не было вовсе. Что мы хотим услышать от людей, вовлеченных в процессы? О чем они думали, когда признавались, что летали по воздуху или душили соседа? А когда клеймили абсолютно вменяемую женщину, утверждавшую, что она знать не знает ничего о ведьмовстве? Делили камеру с обвиненным колдуном? Присутствовали при повешении, где приговоренный по их обвинению до последнего вдоха настаивал на своей невиновности? Где был демон Салема, чего он хотел? Как те, кто противостоял ужасным обвинениям, нашли в себе для этого силы? Все они сошли в могилу, продолжая верить в существование ведьм. В какой момент до них дошло, что, даже если волшебство существует, суды эти – фикция? Их маленькая история местного значения разрастается – и из национальной страшилки превращается в готический триллер, в масштабный разлом, выпустивший джинна, на который страна наткнулась по пути к конституции. Охота на ведьм остается подпитываемой слухами замшелой поучительной историей, напоминанием о том, что – как сказал один пастор – чрезмерно правильное может споткнуться о чрезвычайно неправильное [21].

Здесь слишком много того, о чем мы не можем знать наверняка: как два человека, обвинившие друг друга в колдовстве, несколько месяцев ладили, сидя в одной крошечной камере? А если они были матерью и дочерью? Чем дух отличался от призрака? Что было страшнее: что следующим, к кому постучатся, будешь ты, что колдовство вскоре доберется и до тебя или что человек, которого ты приговариваешь к повешению, может оказаться невиновным? Мы снова и снова возвращаемся к их словам, пытаемся выцепить ответы из скупой пуританской прозы, заставить говорить плотно сомкнутые пуританские губы; разобрать смысл эпизода, начавшегося с аллегории, которая, словно детская книжка-раскладушка, вспыхнула ослепительной историей – только для того, чтобы снова превратиться в аллегорию. Молитва, заклинание, книга… Мы всё еще надеемся: стоит лишь расположить слова в правильном порядке, горизонт прояснится, мы станем лучше видеть, и – когда неопределенность ослабит свою хватку – все чудесным образом встанет на свои места.

2. Старый искуситель

Но кто знает, какие чудеса могут явиться мне до конца этого года! [1]

Коттон Мэзер, 1692

Едва не касаясь подолом дубовых рощ, поросших мхом болот и крученых быстрин, Энн Фостер, оседлав палку, плыла над верхушками деревьев, полями и оградами [2]. В кармане у нее лежали хлеб и сыр. Была середина мая 1692 года, после сырой весны в воздухе ощущался холодок. Впереди сидела Марта Кэрриер – бесстрашная мать четверых детей была вдвое моложе Фостер. Именно Кэрриер уговорила Фостер на этот полет; дорогу она знала. Луга и взгорки плюшевым ковром расстилались под летящими женщинами, которые держали путь на юго-восток, через реку Ипсвич, поверх красных кленов и цветущих садов. Свежий ветер овевал их лица, яркая луна освещала небеса. Уже несколько лет Фостер и Кэрриер живут по соседству, семьи обеих происходили из Шотландии и ходили в одну и ту же церковь в Андовере, штат Массачусетс.

Они перемещались очень быстро и преодолели за одно мгновенье расстояние, на которое хорошей лошади потребовалось бы три с половиной часа, да и дорога до недавних пор была каменистой и ухабистой, совершенно непроходимой в темноте. Их путешествие, однако, тоже не обошлось без происшествий. Только что они рассекали воздушные потоки, и вот уже камнем падают вниз, потому что недалеко от лесной чащи палка под ними неожиданно сломалась. Женщины валятся на землю, и более старшая Фостер подворачивает ногу. Она инстинктивно обхватывает Кэрриер за шею. Именно в этой позе, объясняла позже Фостер (и ее показания ни разу не менялись ни на йоту), они снова взлетают и вскоре благополучно приземляются на салемский деревенский луг. Собрание еще не началось, и у дам есть время устроить маленький пикник под деревом. Встав на колени, Фостер пьет из ручья. Этот инцидент в воздухе – уже не первый в истории. Двумя десятилетиями ранее одна маленькая девочка из Швеции, тоже направлявшаяся на важнейшее ночное собрание на лугу, рухнула с большой высоты и почувствовала «сильную, все возрастающую боль в боку».