Читаем Ведьмы. Салем, 1692 полностью

Хотя в этом своде законов дьявол и не назывался по имени, вскоре он уже творил свои обычные мерзости по всей Новой Англии. Первый в этих местах человек, признавшийся в заключении сделки с Сатаной, молил его о помощи с изматывающей работой по дому [37]. Тут же материализовался помощник, готовый очистить камин от золы и поля от кабанов. В данном деле оплошавшую служанку из Коннектикута следовало покарать не столько за причиненный ущерб, сколько за ересь, так что в 1648 году ее обвинили в «дружбе с дьяволом». Коттон Мэзер, который не мог устоять перед катастрофой, неважно, естественного или сверхъестественного происхождения, превратил этот случай в поучительную историю [38]. В ранних новоанглийских делах о колдовстве не фигурировали метлы, сатанинские сборища или бьющиеся в конвульсиях девочки. Там встречались заколдованные свиньи и странствующие коровы, нарушение правил приличия и границ частной собственности. Они были нацелены на чересчур навязчивых знакомых или просителей, таких как Сара Гуд. Большинство таких дел включало какой-нибудь застарелый гордиев узел непростых отношений, без которого никак в маленьком городке. На многих обвинениях лежал налет сказочности: прядение слишком большого количества шерсти, невозможного без помощи потусторонних сил; рекордно быстро законченная работа по дому, заклинание животных, слишком участливое внимание к болезни соседа, угощение отравленными лакомствами.

За годы, прошедшие после принятия кодекса, в Новой Англии было осуждено более ста колдунов и колдуний, примерно четверть из них были мужчинами. Взбесившиеся дети Гудвинов, восставшие против религии, были в ответе за самое последнее массачусетское дело. Виновницей оказалась мать соседской прачки, которую старшая из девочек Гудвин обвинила в воровстве. Женщина пришла в ярость и отругала Марту – у той тут же начались припадки. Всю следующую неделю трое ее братьев и сестер корчились и вопили вместе с ней. На суде обвиняемая не смогла продекламировать «Отче наш» по-английски, она знала молитву (и говорила) только по-гэльски. При обыске в ее доме нашли куколок. Через переводчика она сделала признание, хотя и несколько туманное, о сделке с дьяволом[25]. (Еще за несколько лет до того муж обвинил ее в колдовстве, выступив в роли, которая скоро станет в Салеме привычной.) Эту ведьму, по совместительству ирландскую католичку, повесили 16 ноября 1688 года. По дороге на виселицу она предупреждала, что с ее смертью припадки у детей не прекратятся. И оказалась права: они лишь усилились. Марта Гудвин еще какое-то время продолжала пинать пасторов и скакать на своей воображаемой лошадке.

Один голландец, посетивший Бостон в конце XVII века, отмечал, что «никогда еще не бывал в месте, где столько бы говорили о колдовстве и ведьмах» [39]. Слово «ведьма», означавшее в том числе и диагноз, так и звенело в воздухе. Первые поселенцы эмигрировали из Англии, когда помешательство на ведьмах достигло там своего апогея. Большинство из них были из самых зачарованных округов. Недавно приехавший в город незнакомец мог взглянуть на конвульсии ребенка и – лишь из доброжелательства и сердоболия – рассказать его или ее семье, что рядом живет ведьма. Они могли не соглашаться и убеждали его, что соседи – образец благочестия, но он знал лучше: «Твоя соседка – ведьма, и она рассорилась с твоей женой и сказала в сердце своем, что твоя жена – гордячка и поплатится за свою гордыню ребенком» [40]. Когда Сару Гуд, Сару Осборн и Титубу в марте взяли под стражу, в тюрьме они присоединились еще к одной обвиненной ведьме, томившейся там с прошлого октября [41]. Волшебство хорошо прижилось в Новой Англии, на этой дикой пустынной земле, населенной дьявольскими призраками французов и индейцев. Так же хорошо оно уживалось с пуританством, вероисповеданием, которое поглощает тебя всецело, лишает ощущения безопасности и жаждет конфликта, если не настоящего катаклизма, – так как само появилось на свет, можно сказать, благодаря гонениям. И тем не менее к 1692 году процессы в Новой Англии шли на убыль, как и в метрополии. Коннектикуту ведьмы досаждали сильнее, чем Массачусетсу [42]. Там казнили многих в начале 1660-х, потом смягчились и больше никогда за колдовство не вешали. Отдельные случаи еще время от времени возникали, но эпидемических всплесков больше не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза