Ведьмы. Салем, 1692

Много всяких старых счетов всплыло на поверхность на слушании 19 апреля. Кори отбивался, как мог. «Кому из вас причинял боль этот человек?» – спросил Хэторн [64]. Четыре девочки сделали шаг вперед. Кори все отрицал. Он не вступал в контакт с дьяволом. «А какие у тебя были искушения?» – потребовал ответа Хэторн. «В жизни никаких не было», – хмуро промолвил Кори. Так же он отреагировал, когда трое свидетелей сообщили со своих скамей, что тем самым утром он подвергся приступу паники в своем хлеву. «Что тебя напугало?» – обратился к нему Хэторн. «Понятия не имею, о чем речь», – заявил обвиняемый, и у обвинителей тут же начались жуткие корчи. Чтобы защитить их, судья велел судебному распорядителю связать Кори руки. Разве недостаточно колдовать в другое время, пожурил он колдуна, «обязательно заниматься этим еще и теперь, перед лицом властей?» Джайлс Кори выглядел глубоко оскорбленным. «Я несчастное создание и не могу ничего тут поделать», – ответил старый драчун, и в голосе его вдруг послышались интонации, способные вызвать сочувствие. Это стало одной из самых удивительных трансформаций той весны.

Так, стоя со связанными руками, Кори пытался объясниться. Он не помнил, чего испугался в коровнике. И не знает ничего о зеленой мази, которую нашли у арестованной Марты. Ее дала соседка, мужа которой, как оказалось, Кори обзывал «проклятым чертовым жуликом». Другие свидетельствовали о не менее грубых непристойных выражениях. Судя по всему, Кори одно время подумывал о самоубийстве и хотел при этом подставить своего родственника – что неудивительно для любого, чьи родственники давали против него показания в суде. Но ты сказал, у тебя не было искушений, поддел его Хэторн. «Я имел в виду, искушений колдовством», – уточнил обвиняемый. «Если ты соблазняешься самоубийством, то не устоишь и перед соблазном колдовать», – осадил его Хэторн, в значительной степени предвосхитив ужасный конец Кори, если раскрутить события в обратном направлении.

Другой подозреваемый в тот вторник – и единственный из четырех, кто в прошлом уже обвинялся официально в колдовстве, – оказался более неуступчивым. Жительница города Салема, возможно лет пятидесяти, Бриджет Бишоп ранее попадалась на мелком воровстве [65]. Она отчаянно дралась с бывшим мужем; однажды появилась на людях с окровавленным лицом, в другой раз – в синяках по всему телу. В 1677 году предстала перед судом за то, что назвала мужа «старым жуликом» и «старым дьяволом» в день отдохновения, а за восемь лет до того их обоих высекли за такое же нарушение. После повторного проступка их заставили целый час стоять в «день наставлений»[38] на рынке, спиной к спине, с кляпами во рту, ко лбу каждого прилеплена бумажка, объясняющая суть провинности. Вскоре после этого муж Бишоп умер при подозрительных обстоятельствах. Прошло восемь месяцев, и вот она – в напряженных отношениях с соседями и приемными детьми, по уши в долгах – обвиняется судом в колдовстве. Один раб вел лошадей через ноябрьский лес, когда они вдруг запаниковали и бросились в замерзающее болото. Потрясенные зеваки объявили, что животные заговорены. Через неделю этот раб вошел в хлев и обнаружил там прозрачную Бриджет Бишоп, балансирующую на потолочной балке. Она исчезла, когда он схватился за вилы.

Эти видения, как и ссоры Бишопов, были достаточно свежи в памяти жителей, чтобы обвинители до сих пор называли ее Бриджет Оливер, по имени прежнего мужа. «Говорят, ты наколдовала первому мужу смерть», – заметил Хэторн, снова погружаясь в водоворот слухов. «С позволения вашего благородия, я ничего об этом не знаю», – ответила она, качая головой. Пэррис решил, что она сделала это с уважением. Чивер – что с гневом. Если учесть, что она уже не первый раз отвечала на одни и те же вопросы, надо признать, она говорила необычайно терпеливо. В записях обоих мужчин сказано, что девочки дергались с каждым поворотом ее головы. Когда она воздела очи к небесам, моля о помощи, их глаза чуть не вылезли из орбит. Бишоп утверждала, что не знает ни дьявола, ни своих обвинительниц. На самом деле она никого здесь не знала, так как никогда не жила в деревне. Обвинительницы не согласились. У кузины Патнэмов Мэри Уолкотт имелось еще более веское свидетельство. Когда призрак Бишоп опустился на нее, она закричала. Ее брат проткнул мечом плащ ведьмы. Мэри слышала звук разрываемой ткани. Есть ли у тебя дыра в плаще, спросил Хэторн у подозреваемой. Нет, сказала та. Хэторн потребовал провести досмотр, в ходе которого обнаружилось два разрыва. Констебль Херрик, обивщик мебели в свободное от служения закону время, задал собственный вопрос: как Бишоп смогла однажды утром проникнуть в его спальню? (Массачусетские ведьмы снова доказали свою непохожесть на всех прочих: она явилась туда, по словам Херрика, чтобы спросить, нет ли у него штор на продажу.)