— А что тебе снится? — вдруг спросила она осторожно, будто опасаясь его гнева.
— Разная дрянь, — вяло ответил он. Ему хотелось спать, а не отвечать на больные вопросы.
— А именно? — Эрика начала проявлять странную настойчивость.
— Ну, ведьмы всякие, колдовство, кресты какие-то.
— Каждую ночь?
— Да. А что?
Она помолчала, глядя в огонь, а потом ответила.
— Я знаю, кто насылает их.
У Готфрида взлетели брови от удивления. Откуда? Хотя, если подумать, ей ли не знать, ведь именно с ней они связаны.
— И кто же?
Она заглянула ему в глаза и сказала:
— Дьявол. Только ты не верь им. Он хочет нас разлучить.
— Откуда ты знаешь? — спросил он тихо, но Эрика молчала в ответ. — Откуда?
— Прости, Готфрид, я не скажу.
— А кресты?
— Дьявол всегда прикрывается святыми символами.
С него слетели все остатки сна, но он не подал виду. Только удивился про себя: когда она успела стать такой… уверенной? И не граничит ли эта уверенность с наглостью? Ведь он судил исходя из своего к ней отношения, а сам он не мог бы позволить себе быть с ней наглым или настойчивым. Потому что клятва. Как это легко.
Он промолчал.
Так они и сидели, слушая дождь и глядя в горящий камин. Когда же за окнами забрезжил слабый отсвет серого, пасмурного утра, Эрика уснула на плече Готфрида. А он глядел на тлеющие угли, не решаясь подбросить дров, потому что боялся нарушить её сон. Её хрупкий, драгоценный сон.
Глава 13
АЛЬБЕРТА ФЕГЕР
Когда он пришёл в ратушу, там уже кипела работа. Фёрнер с порога отправил его в Труденхаус.
— Я зайду туда попозже, — сказал он, поднимая глаза от бумаг. — Проконтролирую дознания. А пока у меня много дел…
В пыточной камере все уже были на своих местах: два священника, писец и доктор права герр Герренбергер. Ввели подозреваемую — женщину средних лет, давно растерявшую всю красоту юности. У неё были густые рыжие волосы и бледная кожа, покрытая веснушками.
— Альберта Фегер? — спросил судья.
— Да.
— Ваше семейное положение?
— Замужем пятнадцать лет, мать восьмерых детей, пятеро из которых живы.
— Вы обвиняетесь в соитии с дьяволом и колдовстве. Вы готовы признаться? — устало спросил Герренбергер, словно уже зная ответ. Хотя ответ и вправду очевиден.
Женщина нагло ухмыльнулась и покачала головой:
— Я невиновна.
— Это решать суду. Против вас серьёзные обвинения.
И судья зачитал ей свидетельства других еретиков, а так же обвинительный акт.
Однако ведьма только смеялась, чем начала выводить судей да и Готфрида из себя.
— Зря вы меня поймали. Денег у нас отродясь не водилось. Я никогда не была на шабаше, — отвечала она и смеялась. Её рыжие кудри тряслись в такт смеху. — Никогда не видела дьявола, никогда не травила урожай…
— Покажите ей инструмент… А, к чёрту! Давайте сразу начнём, — махнул рукой судья.
Кажется, не только у Готфрида было сегодня плохое настроение. Даже Герренбергер были какими-то вялым и спешил поскорее выбить из ведьмы признание, вместо того чтобы долго задавать ей дурацкие вопросы, на которые все отвечают одинаково: «Невиновна».
Подсудимую растянули на лестнице, хрустнули её суставы и она вдруг оглушительно закричала, что она ведьма. Однако герр инквизитор не спешил её отпускать.
— Вы принадлежите к ковену, действующему в городе?
— Да! Только отпустите!
Дитрих, повинуясь приказу ослабил верёвки.
— Я невиновна! Клянусь, нет моей вины! Клянусь Богом!
Герренбергер вздохнул, с шумом выпустив воздух из волосатых ноздрей.
— Давайте опять.
Альберту снова растянули на лестнице, и она снова начала кричать, что она ведьма. Но едва её отпустили, она снова начала божиться, что невиновна. Так повторялось пять раз.
— Почему вы сначала сознаётесь, а затем вновь отрицаете свою вину? — без особого интереса спросил наконец судья.
— Это потому, что у ваших палачей руки коротки, — ответила ему наглая ведьма, усмехаясь.
— Господа, пойдёмте обедать — вдруг предложил Герренбергер, и остальные с радостью согласились. — А вы, Айзанханг, добейтесь от неё признания. Если что, потом задним числом запишем.
Герренбергер, а с ним священники и даже писарь, поднялись со своих мест и ушли.
— Что с тобой сегодня, Гога? — накинулся на Готфрида Дитрих. — Я уж не знаю, что думать! Вдруг, думаю, тебя там околдовали или ещё что… Ты какой-то… сам не свой.
— Я не спал всю ночь, — ответил Готфрид хмуро.
— Это ещё почему?
— Потому что мне такое ночами снится…
И Готфрид рассказал ему о своих снах, и о том, как они провели эту ночь с Эрикой.
Дитрих присвистнул.
— Всё говорит в пользу того, что Эрика — ведьма, — авторитетно заявил он.
— Кстати, я тут подумал, — Готфрид словно и не слышал его. — Ведь она девственница, умеет читать и писать, так может быть она монахиня? Или готовилась уйти в монастырь? Представь, ведьмы, чтобы навредить Господу…
— Откуда ты, Гога, знаешь, что она девственница?
— Сама сказала.
Дитрих расхохотался, а потом спросил с ехидцей:
— Сама сказала?
Готфрид только вздохнул.
— Убивают монахиню? — с сомнением проронил Дитрих. — Гога, ты придумываешь ей оправдания.
— Можешь думать что хочешь, — разозлился Готфрид. — Только никому об этом не говори. Понял?