— Хорошо, хорошо. А теперь давай её это… — Дитрих кивнул на Фегер и взялся за ремень.
— Подожди, — одёрнул он друга. — Сначала признания добьёмся, а потом делай что хочешь. Почему тебе неймётся всё время?
Дитрих пожал плечами.
— А ты чего разозлился? Тебе какая разница? Эта ведьма сама свою душу погубила, я-то причём?…
— Заткнись и помоги лучше, — Готфрид отвязывал Альберту от лестницы.
Вдвоём они посадили её на деревянное кресло, защёлкнули руки в железные кандалы. Дитрих, как профессиональный палач, мигом всё смекнул и принёс две пары тисков — для пальцев рук и ног.
— Давайте ребятки, — сказала Альберта, злорадно усмехаясь, — пытайте бедную женщину…
— Сам с ведьмой связался, а меня… — начал сетовать Дитрих.
— Ты заткнёшься или нет? — заорал Готфрид.
Дитрих отпрянул от него, в глазах его на секунду мелькнул страх, но он сразу сменился презрением.
— Что ты орёшь-то, как на дыбе? — брезгливо сказал он, однако в голосе его чувствовалась попытка примириться. — Делов-то…
Однако Готфрида это только больше злило. Он разогнул пальцы упирающейся Альберты, надел на них тиски и рывками принялся закручивать винт.
— Альберта Фегер, вам же лучше будет подписать признание. Таким образом вы сможете избежать многих мучений, — монотонно говорил Готфрид сквозь её крики.
— Хорошо, я признаюсь! — закричала она, и Готфрид тут же ослабил тиски.
Альберта с болью покосилась на свои искалеченные пальцы, но лицо её тут же злобно скривилось, и она выпалила:
— Я признаюсь, что вы сопляки, каких свет не видывал!
— Вот шлюха, — бросил Дитрих, плюнув на пол. — Корчишь из себя вторую Шварц?
Он стоял чуть поодаль и живо разминал кулаки, будто готовясь к драке.
Готфрид снова завернул тиски до упора, так, что, казалось, они вот-вот сойдутся, измельчив кости ведьмы в муку.
— Да ты пошибче, пошибче! — издевательски кричала Фегер, обезумев от боли. — Каши мало ел? А ты знаешь, что такое восьмерых детей родить?!
— Давай тиски для ног, — бросил Готфрид.
Дитрих отошёл в угол, где какой-то идиот свалил палаческий инструмент, и принялся рыться там.
— Господи Иисусе, помоги мне выстоять, пресвятая Дева, дай силы…
— Господь не помогает ведьмам, — рявкнул на неё Готфрид. — Дитрих, хватит возиться!
— Я всю жизнь была честной женщиной! Это вас он накажет! Это вы — слуги дьявола! Зад ему целуете, говно его жрёте…
Этого Готфрид не мог стерпеть. Ярость и ненависть захлестнули его, и он ударил её. Потом снова. И снова. Кулаком прямо по лицу. И ещё раз. Что-то хрустнуло, и он как сквозь сон услышал голос Дитриха:
— Гога, Гога, да ты с ума сошёл что ли?
Друг перехватил его посередине груди и оттаскивал от кресла, в котором безвольной куклой лежала Альберта Фегер. На левом виске её была вмятина, из которой торчала белая кость и медленно сочилась кровь.
— Успокойся, успокойся, — бормотал Дитрих, постепенно ослабляя хватку.
— Шлюха, — процедил Готфрид, тяжело дыша.
— Правильно, я бы всех баб в цепи! Бог создал их после мужчины, так что они должны подчиняться. Ноги нам должны целовать. А они дьявольское семя, прелюбодействуют и богохульничают… ты только успокойся, Гога, успокойся!
Внезапно дверь скрипнула. Фёрнер показался в проходе, произнёс «Здравствуйте, герры…» и тут же остановился, уставившись на окровавленное тело.
— Айзанханг, что здесь происходит? — спросил он, глубоко дыша, точно пытаясь подавить ярость.
— Я… — Готфрид плохо соображал, язык у него заплетался. — Простите, герр Фёрнер, я решил, что надо получить признание…
— И для этого убили ценного подозреваемого, Айзанханг? Вы знаете, сколько она могла нам рассказать?!
Готфрид виновато кивнул, спрятав глаза.
— Это всё сны! — вступился за друга Дитрих. — Готфрид не рассказывал вам, что его преследуют страшные ведения? Поэтому в прошлую ночь он не спал, вот и не рассчитал силу…
Фёрнер недовольно фыркнул.
— Дознания в отсутствие судейской коллегии категорически запрещены. Просто потому, что некому будет записать признания подозреваемого, — сказал он. — Вам обоим грозит дисциплинарное взыскание.
— Мы ж хотели, как лучше, — промямлил Дитрих. — Притом, герр инквизитор сами сказали, что можно задним числом…
— А вас, Айзанханг, я попрошу в мой кабинет для объяснений.
Дитрих остался снаружи, а викарий закрыл дверь на ключ.
Вместе они уселись в карету, и пока ехали, Готфриду казалось, что его везут на казнь. Всю дорогу Фёрнер молчал, глядя в окно.
Они доехали до ратуши и поднялись в кабинет викария. Готфрид, понурив голову, плёлся сзади.
— Это было весьма неосмотрительно с вашей стороны, Айзанханг — сказал Фёрнер, усевшись за письменный стол. — Как можно было?
— Она богохульничала, ваше преосвященство…
— Она ведь ведьма! — выпалил он. — Глупо было бы ожидать от неё пения псалмов!
— Это получилось случайно, — буркнул Готфрид, стоя перед викарием по стойке «смирно» и стараясь не встречаться с ним взглядом. — Она разозлила меня своей бранью и богохульством…