Ведьмы за границей

– Что ж, полагаю, тыквы им девать некуда, – сказала Маграт. – Знаете, как в конце лета в огороде обычно полно всего. Я вечно ума не приложу, что с ними делать, выдумываю всякие варенья и соленья, чтобы все это не пропало…

В тусклом свете она разглядела лицо Матушки, которая явно считала, что приложила Маграт ума или нет – разница невелика.

– Я, – заявила Матушка, – в жизни ничего не солила.

– Но они же тебе нравятся, – сказала Маграт. Ведьмы и соленья подходили друг другу как… от мысли «как персики к сметане» забурчал живот, так что она остановилась на «как две вещи, которые друг другу очень подходят». Вид последнего зуба Матушки Ягг, уничтожающего маринованный лук, мог заставить прослезиться.

– Нет, я их ем, конечно, – сказала Матушка. – Когда мне их дарят.

– Знаешь, – сказала Нянюшка, изучая внутренности корзины, – когда имеешь дело с гномами, так и хочется срифмовать с «говядиной» и еще про соленый огурец добавить.

– Вредные мелкие чертенята. Ты бы видела, какие цены они заламывают мне за ремонт метлы, – сказала Матушка.

– Так вы все равно не платите, – сказала Маграт.

– Суть не в этом, – сказала Матушка Ветровоск. – Они не вправе требовать такие деньги. Это же натуральный грабеж!

– Не понимаю, какой это грабеж, если вы все равно не платите, – настаивала Маграт.

– Я ни за что не плачу, – сказала Матушка. – Люди сами не дают мне платить. Что мне делать, если меня все время задаривают, а? Идешь, бывало, по улице, а народ выбегает навстречу со свежеиспеченными пирогами, свежесваренным пивом, старой одеждой, почти не поношенной. «Ой, госпожа Ветровоск, умоляю, возьмите эту корзину яиц!» Люди всегда такие добрые. Если с ними обращаться по достоинству, то и они к тебе по достоинству. Это называется уважение. Возможность не платить, – строго закончила она, – это самая суть ведьмовства.

– Погоди-ка, а это что? – сказала Нянюшка, вытаскивая небольшой сверток. Развернув бумагу, она обнаружила несколько твердых бурых дисков.

– Забираю свои слова обратно, – сказала Матушка Ветровоск. – Это же знаменитый гномий хлеб, вот что это! Они его кому попало не дают.

Нянюшка постучала хлебом по борту лодки. Звук получился примерно такой, как если выставить конец деревянной линейки с края стола и дернуть: гулкое «бвумвумвум».

– Говорят, он не черствеет, даже если хранить его годами, – сказала Матушка.

– И он поддерживает силы много-много дней, – добавила Нянюшка Ягг.

Маграт протянула руку, взяла одну из лепешек, попыталась ее разломить и не справилась.

– И это нужно есть? – спросила она.

– Нет, не думаю, что это для еды, – сказала Нянюшка. – Это скорее…

– Для поддержания сил. – сказала Матушка. – Говорят, что…

Она осеклась.

Если раньше они слышали лишь шум реки да время от времени – звон капель, падающих с бортов, то теперь к ним приближался мерный «плюх-плюх» другого судна.

– Кто-то нас преследует! – прошипела Маграт.

На границе света фонаря возникли два бледных огонька. Вскоре оказалось, что это глаза небольшой серой твари, отдаленно похожей на лягушку, которая гребла к ним верхом на бревне.

Бревно догнало лодку. Длинные липкие пальцы ухватились за борт, и жуткое лицо поднялось на уровень лица Нянюшки Ягг.

– Драсссти, – сказало оно. – А у меня день рошшшдения, да-ссс!

Три ведьмы какое-то время разглядывали его. Затем Матушка Ветровоск подняла весло и треснула тварь по голове. Раздался всплеск и сдавленные ругательства.

– Вот же гаденыш какой, – сказала Матушка, когда они отплыли. – Как по мне, он что-то замышлял.

– Ага, – сказала Нянюшка Ягг. – Склизких надо пуще всего беречься.

– Интересно, чего он хотел? – спросила Маграт.

Через полчаса лодку вынесло из пещеры в узкое ущелье между отвесных скал. На стенах поблескивал лед, а на редких уступах белел снег.

Нянюшка Ягг с невинным видом огляделась, зарылась в глубины своих бездонных юбок и извлекла бутылочку. Раздался глоток.

– Бьюсь об заклад, эхо тут знатное, – сказала она через некоторое время.

– О нет, только не это, – отрезала Матушка.

– Только не что?

– Только не пой Ту Самую Песню.

– Извини, что, Эсме?

– Я на тот случай, – сказала Матушка, – если ты вздумала петь Ту Самую Песню.

– И что это за песня? – невинно поинтересовалась Нянюшка.

– Ты знаешь, о какой песне идет речь, – холодно процедила Матушка. – Вечно ты напиваешься, и чуть отвернись – ты уже поешь ее.

– Не помню никакой такой песни, Эсме, – проворковала Нянюшка Ягг.

– Та самая, – сказала Матушка, – про грызуна, которого нельзя… которого невозможно заставить кое-что сделать.

– Ах, эта! – просияла Нянюшка. – Ты насчет «Только с ежиком выйдет про…»

– Да, про эту!

– Так это же народная, – сказала Нянюшка. – В заграницах народ все равно не поймет, о чем там поется.

– Они поймут по твоей манере исполнения, – возразила Матушка. – Ты так поешь, что твари на дне пруда понимают, о чем это.

Маграт поглядела за борт. Тут и там белели гребни волн. Течение становилось все быстрее, и в нем несло куски льда.

– Это просто народная песня, Эсме, – сказала Нянюшка Ягг.