Ведомственный притон

Уже по первым ответам вывезенных из борделя девиц оперативники начинали понимать, что торговля телом отлично защищена, до мелочей отлажена, ведется в любое время суток, имеет многоуровневую систему отбора, обучения и переподготовки персонала. Каждый день в многотысячный профсоюз московских путан вливались десятки новых представительниц прекрасного пола, которые после тщательного отбора распределялись по борделям и притонам, саунам и ресторанам, улицам и перекресткам, по первому звонку выезжали к клиентам в московские квартиры и загородные резиденции. Причем квалифицированные кадры для этого вида деятельности готовились как среди мастеров исполнительного уровня, так и в области руководящего менеджмента. Только одна из допрошенных девиц, не отличавшаяся привлекательной внешностью и изящностью фигуры, приехавшая в Москву на легкие заработки, была тотчас же вовлечена в уличный хоровод. Двоим удалось сначала попробовать свои силы на подмостках дешевого стриптиз-бара, где поощрялась близкая связь с любым из клиентов, готовым швырять деньгами. Четвертая на протяжении двух последних лет состояла в ночном штате известной гостиницы. Но отель по решению городской власти был до основания разрушен и стерт с лица столичной земли. Девушке, как отелю, сгинуть не позволили заботливые трудоустроители и временно перевели в массажный салон при сауне.

В конце концов, все четверо, как Жанет и Ляля, за погрешности и нарушения, что выражалось в укрытии выручки или разногласиях с начальством, были переведены на низкооплачиваемую работу и направлены поучиться уму-разуму в один из третьесортных борделей, которые в мире продажной любви считались штрафными ротами. И где клиенты по собственному и предварительно оплаченному желанию могли делать с девушками все, что заблагорассудится.

Но сколько ни делились своими впечатлениями девицы о прихотях и замашках клиентов, о чем так настаивал майор Фочкин, все в один голос заверяли, что в последнее время любая обида и рукоприкладство в их адрес со стороны клиентов безжалостно пресекались сотрудниками милиции.

— С милицией жить стало легче, — попросив сигарету, улыбнулась грудастая девица с красными пучками волос, с которой Фочкину довелось провести несколько секунд в тесных объятиях. — Но такую охрану и защиту мы также оплачиваем из своего кармана.

Разговаривая со жрицами плотских утех, капитан Катышев каждый раз задавал один и тот же вопрос: кто был инициатором перевода каждой из них в штрафную роту? И сколько бы девицы ни вздыхали и ни ругались, виня во всем непосредственного сутенера, который делал запрос на перевод у более высокого начальства, подспудно проявлялась фигура госпожи Черемисовой. Она с такой же отчетливостью возникала и когда речь заходила о трудоустройстве девушек. Мамка-Танька если не самолично оценивала достоинства претенденток на ту или иную должность, то внимательно выслушивала доклады рядовых сутенеров, поеле чего и принимала окончательное решение — кому-то выпадало счастье оказаться в элитном борделе, кому-то доставалось место в ресторане или гостинице, кому-то уличная подворотня.

Впрочем, никто из четверых ни разу не назвал вслух имя Мамки-Таньки. Хотя оперативники особо не настаивали вспоминать черты и облик верховной хозяйки и даже верили в то, что кто-то из девчат, судя по приземленным местам их работы, мог и в глаза ее никогда не видеть. Черемисова крайне редко снисходила до посещения рядовых притонов, но элитные девушки могли ее лицезреть в шикарных ресторанах и на светских раутах, где без приглашенных моделей и девушек эскорта не обходилось ни одно празднество.

Когда в кабинет вошли Ляля и Жанет, Золотарев включил чайник. Глядя, как капитан хлопает дверцами шкафчика в надежде отыскать чистые стаканчики, Ляля поморщилась:

— При такой интимной беседе я бы выпила что-нибудь покрепче.

— Это тебе, милочка, не кабак! — возмутился Золотарев.

— Успокойся, Костя. — Фочкин метнулся к сейфу и услужливо вытащил початую бутылку. — Могу предложить водки. Для храбрости.

— Мне не надо, — накрыла ладонью посудину Жанет. — После штрафной роты я уже ничего не боюсь. Об одном прошу, отправьте меня как можно скорее в Кременчуг.

— Ты из Кременчуга, с Полтавской области? — даже чуть подался вперед Золотарев.

— А вы там были? — с надеждой, что перед ней сидит земляк, переспросила Жанет.

— Он там не был, — хохотнул Фочкин, вспоминая, как неудачно закончился один из романов Золотца со студенткой-хохлушкой из гуманитарного института. — Но у него там родня.

— Ха! — поставив пластиковый стаканчик на стол, перебила их разговор Ляля. — Да Мамка-Танька тебя и там найдет! По ее заказу даже из украинских деревень молодых дур в Москву сотнями свозят. Нашла где спрятаться, в Кременчуге!

— Вам приходилось общаться с Мамкой-Танькой? — насторожился Катышев.

— Когда мы работали в одной сплоченной команде, — без разрешения потянулась к бутылке Ляля.

— А девицы, которые оказались с вами в штрафной роте, утверждают, что даже ни разу ее не видели! — постарался прояснить ситуацию Катышев.