— Никакой мести, Солнышко. Обещай мне. — Когда он не отвечает, я глажу пальцем его запястье. — Пожалуйста, Габриэль. Ради меня.
Его губы сжимаются, пока не белеют, но он кивает, взглядом скользя к моему глазу. Осторожными касаниями очищает рану, а потом смазывает порез толстым слоем мази.
— Продолжай накладывать, пока не заживет. Мазь поможет предотвратить рубцы.
Он передает тюбик с мазью и прикладывает холодный пакет к моему лицу.
— Ты специалист по ушибам? — шучу я.
Приходится шутить или я расплачусь.
Он смотрит на меня с мрачным выражением лица.
— Да.
Накрываю его руку своей, чтобы продолжать удерживать компресс на месте, но он не отпускает. Скользит по моему лицу большим пальцем, царапая уголки губ.
— Уип прав. Больше никаких прогулок в одиночку.
— Я большая девочка. Могу постоять за себя. — Он демонстративно осматривает мое лицо. — Гребаная случайность, — парирую.
И его палец снова поглаживает мою щеку, касается губ. Его веки немного опускаются, когда он резко вдыхает.
— Ты попросила меня об одолжении. А вот моя просьба. Не заставляй меня переживать о том, что это снова случится. — Он пристально смотрит и чувство от этого как удар под дых. — Пожалуйста. Я не смогу нормально работать.
Я сглатываю комок в горле. В глазах собираются слезы. Глупые слезы. Начинаю трястись, все наваливается одновременно.
— Мне было страшно.
Он втягивает воздух и касается своим лбом моего. Его свободная рука путешествует к моему затылку, удерживая меня на месте. Спокойно, твердо.
— Как и мне, — шепчет он, шокируя настолько, что я вздрагиваю.
Неправильно истолковав мое удивление и подумав, что это от боли, он шепчет проклятия. Его пальцы нежно поглаживают меня.
— Ты в безопасности, Софи. Такое больше никогда не повторится.
— Я знаю. — Судорожно вздыхаю и закрываю глаза, когда чувствую его запах. — Ты обеспечиваешь безопасность своим людям.
— Я забочусь о своих людях. — Его губы скользят по моей неповрежденной щеке, касание настолько легкое, что это может быть игрой моего воображения. Только это не так. Я чувствую его до кончиков пальцев. Оно гудит на моей коже, даже когда он слегка отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. — Я защищаю свое.
Габриэль
Мне нужно чертовски много времени, чтобы прийти в себя. Слишком много, чтобы сдержать ярость, чтобы начать дышать как нормальный человек, говорить спокойным тоном. К тому времени, как выхожу в переулок, руки так сильно дрожат, что едва могу открыть дверь.
Теплый влажный воздух тяжело оседает на моей коже. Я делаю вдох, чувствуя кислый запах мусора, смешанный с мускусным запахом мокрых камней. Не важно. Я снова вдыхаю, медленно, долго. Кружится голова, и я прислоняюсь к стене позади театра.
Костюм будет испорчен. Люди заметят.
Я не обращаю внимания на это. Больше нет.
Глядя на тусклый оранжевый свет, выбивающийся из-под двери, спрашиваю себя, кто я теперь, черт возьми. Скотти распадается. Трещины его доспехов проступают по всему моему усталому телу. А Габриэль? Теперь только один человек называет меня этим именем. Только один человек заставляет чувствовать себя человеком из нежной плоти, а не машиной. И я подвел ее.
Поврежденное лицо Софи заполняет мои мысли. Как этот ебаный челеносос ударил ее локтем. Дважды. Прежде, чем я смог добраться до нее.
Сердце бьется настолько сильно, что рубашка ходит ходуном. И вот я снова задыхаюсь, изо всех сил стараясь набрать в легкие больше воздуха. Земля подо мной качается и кренится. Сейчас меня стошнит.
Два быстрых шага, и я склоняюсь над мусорным баком. Меня рвет, пока ничего не остается. Пока горло не начинает гореть.
Блять, ненавижу, что у меня уходит вечность на то, чтобы выровняться. И даже когда удается, голова пульсирует, ощущение, будто она слишком тяжелая и слишком легкая одновременно. Ненавижу, что рука все еще дрожит, когда из нагрудного кармана достаю шелковый платок, чтобы вытереть рот.
Теплая влага стекает по губе. Белый шелковый платок в малиновых пятнах. Снова кровотечение из носа. Мои пальцы холодеют. Я думаю о маме, когда ее не стало. Головокружение, обмороки, кровотечение из носа.
Меня снова обдает холодом.
В ночи раздается женский смех. Просачиваются обрывки разговоров: как жарко было Джаксу во время его соло, как кто-то предпочитает смотреть на Уипа, играющего на ударных, другая хочет иметь ребенка от Киллиана. Слушатели покидают шоу, насладившись им. Они называют эту ночь лучшей в своей жизни.
Я помог им достичь этого. Эти девушки никогда этого не узнают или им наплевать. Так и должно быть. Однако гордость, которую испытываю от осознания того, что подарил им крохи счастья, присутствует.
Если уйду я, кто-то другой будет делать эту работу. Но будет ли он делать ее хорошо? Будет ли он присматривать за моими парнями и следить, чтобы все шло как по маслу? Или будет думать только о собственной выгоде?
Тот факт, что нет никаких гарантий, раздражает.
Снова раздается хрипловатый смех, ничем не сдерживаемая женственность. Это напоминает мне о смехе Софи, хотя в нем всегда присутствует толика самоуничижения, как будто она является частью шутки, но не насмешки.