"Ведро незабудок" и другие рассказы

Нужно было как-то его отметить. Сухарев воспользовался «похоронкой» своего друга — Григория Копылова, погибшего в 1943 году, и поставил ему на месте погребения сорока мучеников памятник — крест и плиту с выбитыми на ней фамилией, именем и датой гибели. Матушку Татьяну он попросил рассказать правду только тому, кто будет готов потрудиться прославить страдальцев за Христа.

Несколько лет она присматривалась к прихожанам своего храма, пока наконец не увидела Александра С. Она и сама не поняла, почему решила рассказать именно ему о месте погребения сорока мучеников.

«Видно, так Богу угодно», — сказала она Александру, когда он спросил ее об этом.

— Ну, ежели Богу угодно, придется потрудиться.

Они нашли имитацию могилы Григория Копылова, Александр заказал большой кованый крест и поставил его вместо старого. Никакой надписи на нем нет, ибо имена страдальцев лишь Господь ведает.

А чтобы удостовериться в том, что это действительно то самое место, Александр решил устроить «следственный эксперимент» — попросил матушку Лидию показать ему место, где были захоронены мученики. Она не была уверена, что найдет его: «Там ведь завод стоит и все разорено». Но Александр упросил ее попытаться найти. Меня он попросил снять этот эксперимент на видеокамеру.

Мы встретились у ворот Смоленского кладбища. Матушка показала нам два окна их бывшей квартиры, потом мы вошли в дверь, находящуюся справа под аркой. Поднялись на второй этаж. Прошли через крошечную каморку в комнату не более шестнадцати квадратных метров.

— Вот тут мы все и жили. С отцом всемером. Мальчишки спали на кухне. — Она кивнула в сторону каморки. — Так и жили, а что поделаешь...

Мы спустились, прошли под мемориальной доской с барельефом Пушкинской няни, повернули налево.

— Вот здесь была тропинка. Сторожку снесли. А здесь держали собак.

Матушка показала рукой в сторону времянок, стоящих вдоль центральной аллеи.

— Кладбище охраняли строго. На ночь запирали и пускали собак. Безобразий на кладбище не было... Не то что сейчас... И могильщики Бога боялись.

Сочувствовали родственникам покойных. Не вымогали денег. Пить, конечно, пили. Вернее, выпивали, но не очень. У меня крестный был могильщик. Добрый, ласковый. Всегда угощал. Я его никогда пьяным не видела. Слова худого никогда от могильщиков не слыхала. Брани матерной на кладбище не было никакой. Греха боялись...

Александр медленно шел следом, я брел по параллельной тропинке шагах в пяти, снимая матушку и слушая ее свидетельства о былых временах, когда все было гораздо лучше, чем сейчас. Рассуждая о том, что раньше не было нынешних безобразий, матушка напряженно всматривалась в уцелевшие памятники, стараясь определить место, где произошло такое безобразие, о каком без содрогания нельзя и подумать.

Она остановилась, оглянулась по сторонам.

— Все верно. Вот эти деревья. Как раньше стоят. И эти склепы... Вот эти два. Все на месте. Теперь вот туда, к блаженной Анне.

Она сделала еще несколько шагов и замерла, растерянно посмотрела на площадку с тракторами и прицепами, потом посмотрела на бетонный забор, за которым возвышалась громада заводского корпуса. Оглянулась на Смоленскую церковь, постояла с минуту в раздумье.

— Да вот, пожалуй, здесь была яма.

Она подошла к кресту, установленному Александром.

— Точно, здесь. Вот там была часовенка блаженной Анны, — она махнула рукой в сторону завода. — Церковь за спиной справа... Точно. Здесь.

Мы молча перекрестились и приложились ко кресту. Матушка запела «Со святыми упокой», потом вздохнула и тихо сказала: «Если Господь поможет и откроет нам их имена, будем молиться им, как святым угодникам Божиим. Хотя я и так им молюсь, не зная их имен. Ведь они мученики. За Христа пострадали».

Пока мы стояли у креста, тяжелые тучи, несколько недель низко висевшие над городом, бесследно исчезли. Показалось солнце. Но пока мы шли к часовне Ксении блаженной, серые облака снова затянули небо. Матушка показала глазами на небо и по- детски улыбнулась...

Отец Симеон(Нестеренко)

25 декабря, в день памяти святителя Спиридона Тримифунтского, в сочинских храмах после литургии отслужили панихиды по схиархимандриту Симеону (Нестеренко; 1920-2010). А в Михаило-Архангельском соборе и церкви Великомученика и Победоносца Георгия сестры организованной отцом Симеоном общины устроили поминальную трапезу. Один из приглашенных священников удивился:

— Почему вы раньше времени сороковины отмечаете?

— Это не сороковины, а двадцать дней — половина сороковин, — ответила одна из матушек.

— Кто это вас надоумил?

— Любовь, — улыбнулась матушка.

— Никогда не слыхал, чтобы двадцатый день отмечали, как девятый и сороковой. Нигде это не принято.

— А в Глинской пустыни принято.