Примерно на этой мысли я вспоминаю, что тоже далеко не игрок в покер, и даже такая тургеневская девица, как наша Литература, способна заметить лёгкое злорадство. Поэтому я закрываю глаза от греха подальше, сползаю обратно на драный диванчик и опускаю голову на подлокотник. Хоть кто-то за меня что-нибудь уберёт…
Людмила приносит из кухни сальную тряпку и без особо энтузиазма размазывает по полу отравленную лужицу. Пару минут любуюсь на это действие сквозь полуприкрытые веки, а потом, убедившись, что она всё равно не избавится от остатков, впитавшихся в ковёр, пока не зальёт все вокруг моющим средством или не выстрижет нехилый кусок ножницами.
Ну ладно злорадствовать, а то Людмила увидит, как я подглядываю, и придумает что-нибудь более убойное.
Прикрыв глаза, я сворачиваюсь клубочком на злополучном диванчике и начинаю ровно, медленно дышать. То есть я дышала и раньше (а как же, уборщицы это не зомби), но сейчас активно пытаюсь косить под спящую. Желательно так, чтобы при этом всё-таки не заснуть.
С первым пунктом все получается, но со вторым — не очень. Я незаметно погружаюсь в легкую полудрему, из которой вырывает неожиданно-пронзительный голос Литературы:
— Вы спите?
Невероятным усилием воли мне удаётся не шевельнуться. Тогда проклятая физикова любовница протягивает свою ухоженную лапку и встряхивает меня за плечо. Только не шевелиться!
Убедившись, что я сплю как сурок, криминальная учительница отходит и, судя по звукам, брезгливо вытирает руки о диван. Зараза! Вообще-то моя одежда гораздо чище указанного дивана.
Чуть-чуть приоткрыть глаза я тоже не рискую и продолжаю лежать, напряжённо вслушиваясь в тишину, едва разбавленную мягкими шагами, страдательскими вздохами… а вот теперь и длинными гудками — Людмила явно решила похвастаться своими успехами. Но делает это как-то односложно.
— Да, да, — нервно роняет она, — да, наконец-то, спит как сурок…
Надо же, какие у нас одинаковые ассоциации.
–..нет, нет, да, — продолжает Людмила, и с каждым словом её истерика набирает обороты. Может, ей стоит попить пустырник? ещё пять минут в таком духе, и она швырнёт телефон в стену и зарыдает. — Да! Нет!! И что теперь делать?.. Да? Ну ладно…
Истеричные повизгивания Литературы становятся тише — похоже, она снова удаляется в сторону кухни. Я сворачиваюсь на диване и пытаюсь прикинуть, с кем же она разговаривала, и этот во всех отношениях подозрительный собеседник мог насоветовать ей насчёт меня.
Возможно, что её беззаконными действиями руководит недобитый физик — а если это кто-то другой? Надеюсь, ей не придёт в голову вооружиться топориком и повторить на мне подвиг Раскольникова.
16
Лежу.
Валяться на продавленном физиком и политом чаем диване не слишком удобно, но меня всё равно тянет спать. Дело, наверно, в том, что я ещё не совсем отошла от своего чудесного больничного — а, может, просто не выспалась. Ну, или это снотворное — хотелось бы знать, сколько таблеток транквилизаторов милейшая Литература утопила в моей чашке. Сначала я насчитала пять, но ведь она могла и добавить.
С тех пор, как истерикующая Людмила выскочила из комнаты, прошло, наверное, минут сорок. Интересно, что она делает: точит ножи, готовит веревки, строит коварные планы, созванивается с сообщником… а, может быть, ушла из дома и убегает в неизвестном направлении? Вполне возможно — слишком уж тихо. От скуки начинаю продумывать перспективу слезть с дивана и сходить на разведку — по всем расчётам выходит, что лучше не рисковать.
Стоп! А это что за звук? Снаружи доносится какой-то приглушённый скрежет, и я принимаю решение затаиться и прикинуться ветошью — похоже, на физикову дачу прибыли очередные незваные гости. Надеюсь, что это менты во главе с прочитавшим моё сообщение Хучиком, а не какие-нибудь бандиты, мечтающие избавить Литературу от непрошенных посетителей.
Неясные звуки сменяются глухими ударами. Всё ясно — с той стороны менты либо конкуренты; сообщники нашей и без того задёрганной Людмилы стучали бы деликатнее.
Прислушавшись, различаю цокот каблучков — коварная отравительница явно заинтересовалась очередными гостями и мчится к двери. Напрасная трата усилий — всё равно выломают. Окажись я на месте Литературы, осталась бы на кухне, хлебнула чайку или хряпнула бы пустырника. Хотя… наверное, нет, если бы мне удалось поменяться местами с этой манерной мадам, вся эта история закончилась бы гораздо быстрее — я просто не смогла бы вытерпеть физика больше трёх дней. А он бы терпел меня и того меньше — этот чистюля страшно не любит кошек.
Невнятный поток моих слегка запинающихся мыслей прерывает новая порция шума: удары, потом резкий треск, какие-то вопли, звон…
Торопливо прикрываю глаза, сворачиваюсь в позе эмбриончика и усиленно притворяюсь спящей, хотя при таком звуковом сопровождении спать может только несвежий труп.
Непонятные звуки превращаются в нервные шаги, и низкий голос резко произносит: