Ведун поневоле

Все было до безобразия хорошо, и, признаться честно, я и думать забыл о предостережении Сета, пока один гонец, укутанный в чёрный плащ, под покровом ночи не принес мне письмо.

В нём Сет приветствовал меня как доброго друга и советовал сбавить обороты, ибо, по его мнению, Алый Орден стал слишком опасен для его планов. Он мягко намекнул, что в случае отказа будет вынужден принять ответные меры и моя сила и покровительство самого Александра Ярославовича, никак не смогут ему помешать.

Также он предлагал схему подчинения Алого Ордена его влиянию, в котором он фактически становился единовластным властителем, подле которого мы могли быть, разве что, как советчики и первые заместители, и лишь в этом случае он признавал наше право на жизнь.

Меня взбесило это письмо! Я считал, что полнокровная армия Алого Ордена сможет остановить любую силу, особенно обороняясь в цитаделях, абсолютно независимых от внешнего мира. Мы могли держать осаду десятилетиями, пользуясь современными технологиями и собственными знаниями, а поэтому, надеясь на помощь Великого Князя, я довольно резко отказал гонцу, отправив его восвояси.

14 ноября 1263 года Александр Ярославович, возвращаясь из Орды, почувствовал сильное недомогание и умер в городе Городце, расположенном на Волге. Смерть носила весьма загадочный характер, так как за день до этого без вести пропали четыре послушника Алого Ордена.

Данное происшествие насторожило меня и могло восприниматься только как вызов, брошенный хитрым Сетом мне лично. Дальнейшая жизнь подтвердила это.

Очередная поездка «по миру» летом 1264 года окончилась тем величайшим ужасом, который способен испытать только сильно любящий человек…

Пребывая в чрезмерной, опасной самоуверенности, я, во главе могучего отряда Алого Ордена, отправился в земли Новгородские, на границу с Литвой, где по уверениям нового Новгородского посадского Мстислава завёлся какой – то подозрительно сильный разбойник, который, как говорилось в грамоте, чуть ли не в одиночку мог разбивать многочисленные обозы своими тёмными умениями.

Ведун, обративший таланты свои во зло, был мне особенно противен (в чужом глазу занозу видим, в своём бревна не замечаем), а посему, несмотря на небольшую плату, предложенную за дело, пребывая в благостном расположении духа, я согласился выполнить заказ.

Приказав готовиться к отъезду поутру пятидесяти дружинникам Алого Ордена и десяти ведунам, которые входили в ту стадию обучения, в которой требовалась живая практика, а не голые теории, я пришёл в покои Каны, где застал свою жену в предельно расстроенном настроении, которое хмурилось из-за моего скорого отъезда:

– О, Гамаюн! – сказала мне моя возлюбленная половчанка со слезами в голосе, – я не вижу тебя долгими месяцами, сидя в четырех стенах, как пленница! Нет сил моих больше, дорогой мой муж. Совсем скоро зачахну.

Я улыбнулся, понимая, что виновен и действительно погряз в делах и заботах моей организации:

– Не грусти, Кана! – поспешил обрадовать я любимую женщину, – есть у меня предложение, от которого ты не сможешь отказаться. За детьми няньки присмотрят, так почему бы их красавице – матери, не сопровождать мужа в дальнем походе, как водиться у народа её? Наутро мы отправимся в земли Новгородские. И я приглашаю тебя с собой.

Что творилось в это время с взрослой, знатной женщиной, нужно было видеть. На целые минуты она превратилась в маленькую девчонку, которой неожиданно дали кусок сахара. Она пела и танцевала, а после, успокоившись, захлопотала по комнате, собирая нужный скарб.

Поцеловав Кану горячо в губы и оставив её одну, чтобы не мешать процессу сборов, я решил навестить и своих детей.

Полюбовавшись дочкой, понянькавшись с младшим сыном, я вошел в суровую, аскетичную келью Владимира, застав старшего сына за книгой.

Он коротко поприветствовал меня, встав на ноги и с достоинством отвесив земной поклон, и как ни в чём не бывало сел на своё место, продолжив чтение.

В этот момент я с ужасом осознал, насколько мало у нас точек соприкосновения и насколько я чужд родному сыну:

– Что читаешь, Владимир? – спросил я его подсаживаясь к нему на деревянные нары, застеленные тонким одеялом (предельную форму аскетизма требовала система тренировок, разработанная еще Ярополком, а потому, хоть старший сын и жил отдельно, к нему предъявлялись те же требования, как и к ученикам, живущим в казармах).

– Да вот, изучаю сочинения некоего Гермеса Герметиста о природе тёмных миров, соседствующих с нашим миром. Он говорит, что…

– Подожди… – несказанно удивился я услышанному, – когда это ты успел изучить язык древних? Это, вроде как высшая степень посвящения у нас в Ордене. Кто научил тебя?

– Сергий.

– Ну конечно, вариантов немного. Ох, плут. И много ли ты успел прочесть?

– Достаточно, отче. Прикажешь прекратить исследования в этих областях?

– Нет, отчего же. Коль ты нашёл способы получать оную информацию .выучив древний и сложный язык, то я не могу препятствовать этому, по законам образования, принятым в Ордене. Но почему именно эта тема?