Ведун поневоле

Подняться по ступеням самостоятельно я уже не сумел, благо, что в абсолютно пустой обсерватории, случайным образом оказались несколько послушников, которые несли внутрь каменных помещений очередного раненного со стены, пораженного стрелой в ногу.

Именно они, следующим заходом, доставили меня в келью, уложив на чистые перины.

Весть о моём неожиданном возвращении быстро разнеслась среди рядов защитников, приподнимая дух, и уже спустя пятнадцать минут, после того, как моё измученное, покрытое потом и грязью, тело, коснулось кровати, подле меня уже стоял последний Хранитель обсерватории, с полным докладом о текущем, плачевном положении дел:

– Мы почувствовали неладное, и подняли тревогу, – мрачно поведал мне о недавних событиях выживший Феофан, – не смотря на то, что передние дозоры сплоховали, позволив наступающим монголам вырезать их без сигнала тревоги.

Голова Феофана была перевязана чистым тряпьем с потеками крови, а на правом глазу красовался огромный, кровавый синяк. Тем не менее, вопреки грозной обстановке, одет он был, как и всегда, то есть в длинный, просторный халат учёного.

– Выдало тысячу «бешенных» то, что обычная баба за водой пошла и издали завидела, как вырезают дозорных. Она тревогу и подняла. Пригород потеряли сразу. Крепость взяли, спустя два часа беспрерывного штурма. На стены лезли все – и шаманы, собранные со всех концов Монголии, и сами «бешенные», которые не бояться ровным счётом ничего. Ни бога, ни чёрта. Первый штурм погас у кремля, ценой неимоверных потерь среди личного состава. В том числе и Сергий пал у ворот, пытаясь противопоставить свою силу силе самого Сета. И он здесь, друг мой. А значит наше поражение – вопрос ближайших часов.

Было видно, как остро Хранитель переживал гибель старого друга, а поэтому пребывал в столь мрачном состоянии, в котором я не видел его за все долгие годы нашей дружбы. Впрочем, и я был чернее тучи, в изнеможении растекшись по перинам в своей келье, ибо последствия практически полной гибели кристалла, были тотальны.

Ни человек, ни ведун не выдержали бы такой натуги, однако невидимым стержнем, концентрируясь вокруг старого, душевного рубца, меня еще держала на этом свете сила столь древняя, что о существовании её можно было слагать легенды. Сила древнего рода атлантов.

Однако, старые раны, поддерживаемые за счёт энергий кристалла, не получая должной подпитки, резко обострились, почувствовавшись острой и ноющей болью по всему организму. Особенно ныл некогда сломанный позвоночник, от чего ноги практически не слушались своего израненного хозяина.

– Что тут творилось, Гамаюн! – продолжал вещать мне Феофан, – никогда еще земля не видела столь быстрой и страшной битвы, в которой сошлись колдуны и маги со всех сторон! И мы сдюжили первую волну, только благодаря жертве моего друга. Он один на один вышел с древним атлантом, вынудив его отступить, но выплеснул столько силы, что умер у меня на руках. Много веков его жизни кончились достойно. Но это был только первый акт осады. Враг откатился, чтобы выждать подкрепления и пойти на новый штурм. У нас осталось мало сил. Мы обречены, Гамаюн. Однако дети твои и самые младые воспитанники практически не имеют потерь. Они вместе с раненными бойцами внизу, в подвальных помещениях.

– А Владимир?

– Ты же знаешь своего гордого сына. Он на стене. И стойко принимает все тяготы первого сражения. Он даже убил…

– Не хочу знать, сколько, Феофан. Прости, – с кашлем, я приподнялся, оперевшись мокрой спиной на стенку кровати, – так рано! Ох, не ведал я, что старшему отпрыску придётся так рано измарать руки в крови. И всему виной моя излишняя гордыня, – избавившись от нового приступа, под обеспокоенный взгляд Феофана, я руками скинул голые, непослушные ноги на пол, собирая последние ресурсы организма для ходьбы.

Обречены.

Это слово раздалось в полупустом мозгу, возвращая к жизни не сильного ведуна, но слабого и противоречивого человека. Превозмогая дикую боль, я медленно, пошатываясь встал, преисполненный решимости действовать:

– Спасибо, что спас моих детей, Феофан! Век не забуду твоей услуги. Орден пал. Он горел ярко, но недолго, успев сотворить много разных дел руками своих послушников. Но Алый Орден это еще не всё, на чем держится наша жизнь. Завтра мы примем бой, дорогой Феофан, но уже без тебя. Собирай детей и ретируйся быстро. Как я понимаю, со стороны Северной чащи осадить крепость полностью невозможно, а посему, завтра, мы организуем прорыв, в которой уйдут дети. Будущее нашей страны.

– Не сдюжим, Гамаюн. Ты в такой форме…

– Обязаны сдюжить, Феофан. А теперь оставь меня. Мне нужен особый сон, в котором предстоит непростой разговор.

– Астральный мир ныне для тебя опасен, – встал и Феофан, и взял меня одной рукой за плечо, – не знаю, какие дела ты там затеял, и что решил выкружить, но обратно можешь не вернуться.

– Все будет хорошо. Вот только мне нужно средство, которое вы еще с Сергием изобрели. Погружающее в сон. После потрясений боюсь не уснуть.