– Я, теперь, отец, совершенно иначе умею. Без слов.
– Тьфу ты! То иначе, а то для себя, Гамаюн. Понял?
– Кажется, понял, тять! – весело рассмеялся я, и тепло, попрощавшись с матерью и предком – варяжской крови отправился в обратный путь.
Уже по дороге, поймав настроение и нужный настрой, по-прежнему здороваясь с каждым встречным кого, знал или не знал при жизни, я на ходу сочинил… нет, не заклинание или заговор. Нечто иное, намного большее и глубокое.
Я легко выводил на ходу:
И шаг мой был лёгок и размашист…
Я проснулся со странным чувством, будто что-то тотально изменилось внутри. Обратив взор вовнутрь, и направив его на кристалл души, я с восторгом увидел заживший, грубый, и всё еще мешающий внутренним токам, рубец на его структуре.
Рана полностью восстановилась за десятилетие, вместо прогнозируемого полувека. Это было чудесно. Еще чудеснее было то, что я ощущал всем телом, как волны силы наполняли моё естество, наполняя меня с избытком.
Достигнув апогея духовной силы, я решил действовать.
Не предупредив никого о своих намерениях, поздно ночью я приказал Доме телепортировать меня на самую окраину обсерватории, в то место, где небольшое, бетонное здание образовывало четырехугольное, равностороннее помещение без каких либо предметов мебели.
Подобная пустынная обстановка лучше всего подходила в предстоящем сражении за собственное здоровье против досаждавших много лет, последствий магического ранения.
Ток энергий внутри дал привычный сбой, наткнувшись на черное, зарубцевавшееся образование в районе солнечного сплетения. Пришлось взять себя в руки, угомонив роящиеся внутри мысли о тщетности мероприятия.
Тонкими нитями накопленных энергий я постепенно, шаг за шагом, движение за движением стал прошивать страшное образование, силясь напитать магический рубец как можно большим количеством микроразрывов.
Удалось это не сразу. Чересчур часто очередная нить энергии пружинила в пространство, уходя в смрадное небытие древнего зала.
Капающая с потолка вода действовала на нервы, заставляя вновь и вновь холодный лоб покрываться липкой испариной слабости. Тошнило. Но, к моему удивлению состояние было не таким плохим, как я ожидал, и быстро возвращалось в норму.
Очередная капля, разбившаяся о поверхность воды, взорвалась в напряженном сознании вспышкой сверхновой. Очередная нить энергии, пронзившая рану, отозвавшись на раздражитель, неожиданно налилась силой, прорвав черный затор застоя.
Я вздохнул, чувствуя как дамба, десятилетие мучавшая меня бессилием, распадается на части, истираясь внутри бурлящего потока, вынудившего физическое тело изгибаться дугой.
Свет, столько лет, запертый внутри, осветил мрачные потолки, вырвав из мрака старинные фрески на стенах. Видимо я кричал, сам не слыша переливов собственного голоса, отражающегося от потолков.
Позвоночный столб, с хрустом встал на место, вызывая каскад столь сильных ощущений, что меня скинуло с кровати на смрадный и холодный пол.
Мне было полных двадцать восемь лет, когда я родился заново…
– Что же ты нас не позвал? – сокрушался Феофан, провожающий меня до кельи по левое плечо, – ну нешто не помогли бы? Помогли!
– И то, правда! Что за недоверие? – вторил ему Сергий, поддерживающий мое тело справа.
Я неуверенно шагал, не в силах произнести и слова.
Во-первых, мешало чувство торжества и радости. Чувство ходьбы, чувство победы пьянило, открывая дальнейшие перспективы развития, заставляя мысли течь в голове с небывалой скоростью операций.
Во– вторых, слабость достигала такого уровня, что мне, раскрыв рот, попросту не хотелось осрамить сонные залы обсерватории постыдством собственного организма.
Я понимал, почему расстроены мои давние друзья. Они расстроенно упивались чувством скорой утраты, свято уверенные, что едва мое состояние стабилизируется, я покину этот маленький и необычный мир обсерватории, вырвавшись на свободу Руси, с четкой целью отомстить за все страдания, причиненные Ордой лично мне, моему роду и Отечеству.
Но отомстить ли? Нет, не то… Я не хотел мстить более никому. Но я хотел сделать так, чтобы мой народ, следуя своим законам и правилам, вновь вышел из небытия и расправил могучие плечи. Это дело не требовало мести. Оно требовало терпения