Ведун поневоле

      Я не хотел брать с собой Кану, поэтому не стал тревожить её доброе сердце лишними волнениями. Но не учёл гордый нрав половецкой княжны.

      Спустя какой-то десяток километров, я заметил внутренним взором уже хорошо знакомый кристалл, осторожно двигающийся вслед за нами на приличном отдалении.

      Приказав монголам ждать на месте, я спешился, и с тяжким вздохом, скрытно отправился назад, чтобы спустя пару сотен метров, нос к носу столкнуться со своей своенравной половчанкой, которая, как и всю дорогу, досюда, осторожно ехала по следу в мужском стиле, презирая женскую манеру сидеть в седле полубоком.

– Я же приказал оставаться в лагере! – огорошил я княжну своим появлением из придорожных кустов.

      Говорил я очень и очень тихо и спокойно, что на самом деле обозначало чуть ли не крайнюю стадию возмущения.

– Приказал! – лишь слегка потупилась под моим грозным взором Кана, не ожидавшая столь скорой встречи со своим мужем, – но это ваши женщины ждут дома своих воинов из дальних походов. В традициях моего народа уклад другой. Мы следуем за своими мужчинами всегда и везде, пусть даже дорога лежит в само адово пекло!

– Ну, а коли дети появятся, тогда что? Бросишь их и сломя голову кинешься вслед за мной?

– Дети иное, – на секунду задумалась княжна перед ответом, – дети заботы требуют. Подле них останусь, чтобы от беды защитить!

– Хоть на том спасибо, Кана, – я не мог долго злиться на свою женщину, а поэтому быстро сменил гнев на милость, – что – ж, горе луковое. Держись тогда подле меня и не думай шага в сторону ступить! Договорились?

– Как скажешь, свет очей моих!

– Ярополк-то как тебя отпустил? Он вообще в курсе твоего отъезда?

– Стар он уже, твой Ярополк. Спит в юрте, напившись кумыса, и видит уже третий сон. А я юрту гостевую Баира слегка подрезала и ушла через новую дверь, что совершенно не красит твоих дружинников! – весело рассмеялась своей проказе половецкая княжна, – но я ему записку оставила, чтобы не волновался!

– И на том спасибо, – в свою очередь рассмеялся я, взяв под уздцы лошадь Каны.

      Первая ночь прошла без приключений, ибо мы, выехав ближе к вечеру, отдалились всего ничего от военного лагеря Баира. Однако уже следующий день дал понять, что с окружающей местностью что-то явно не так.

      Ближе к границам Руси, пусть редко, но стали появляться небольшие рощицы, чаще всего окружавшие какой-либо водоем. Заброшенная дорога и привела нас один такой оазис, с голубым озером в середине, вокруг которого разрослись на пару километров тополя, да березы.

      Очевидно, что когда дорога использовалась по максимуму, на это удобном для стоянки месте, предпочитали оставаться на ночь многочисленные купцы, проезжавшие по короткому пути. Остановились и мы, ибо я приметил одну странность.

      И без того редкие, немногочисленные деревья были скручены странной проказой, которая нарушала жизненный ток в их изломанных болезнью, стволах и ветвях. Поразила она их не сразу, ибо до определенного момента энергии в них текли ровно, выпрямляя кроны к солнцу, что давало необходимый рост, но с десяток лет назад, здесь что-то произошло и верхушки лесных жителей росли абы как. Поражало и полное отсутствие листвы, не смотря на разгар лета.

      Оборотни, какими я их знал по книгам, любовно составленным хранителем обсерватории и любителем всего живого, Феофаном, не могли этого сотворить, ибо в зверином состоянии являлись не более чем опасными животными, любящими плоть.

      Эти существа, похожие на людей телом, но при этом покрытые густой шерстью и с чисто волчьей головой, делились, как правило, на два вида. Первый – это те, кто обращался в лютого зверя только при свете колдовской, полной луны. Второй – это те, кто больше никогда не возвращался к сущности человека, абсолютно забыв свою изначальную суть. Творить магию, а тем более влиять на место обитания столь пагубным образом они не могли, а поэтому вариант известных науке оборотней исключался полностью.

            Поразмыслив, задумчиво глядя на закат, я пришёл к выводу, что здесь имеет место быть странное, малоизученное явление, называемое в науке атлантов «переплетением миров». Это явление было не грозным в своей сути, но крайне непредсказуемым для обычного мирянина, которого могло затянуть по ту сторону прохода помимо его воли.

      Но я был ведуном. И ведуном высшей марки, а поэтому понимал, что странные существа, выходящие из тумана, это материализующиеся гости иного мира.

      Вернувшись к нукерам, я приказал им собирать большой костер, пока не наступила тьма, строго – настрого указав далеко не уходить и друг – друга из виду не упускать, а сам, оставив драгоценный плащ в лагере, чтобы не изорвать о многочисленные, колючие кусты, произраставшие между кособоких деревьев, в сопровождении Каны и двух самых сильных воинов, принялся продираться сквозь цепке ветви, дабы изучить окружающую местность до наступления темноты.

      Сильно исцарапавшись колючками и промокнув до нитки под небольшим дождём, мы, спустя полтора часа вернулись в лагерь, в то время, когда сумерки, с уходом солнца, стали потихоньку подниматься из земли вместе с первыми языками зловещего тумана.