Ведун Сар

Предложение хитроумного византийца понравилось римским патрикиям. Одним расчетливым ходом они выигрывали уже практически проигранную партию. Дидий заявил об этом прямо и недвусмысленно. Оставалось только найти подходящего младенца и в нужный момент явить его городу Риму.

— А где мы найдем младенца? — растерянно спросил Аполлинарий.

— Его не придется долго искать, — усмехнулся Дидий. — Почему бы нам не назвать избранником Христа сына сиятельного Ореста? У него даже имя подходящее — Ромул.

Похоже, это предложение стало неожиданным даже для префекта Италии, не говоря уже о прочих патрикиях. Конечно, все понимали, что править из-за спины ребенка будет его отец, но, с другой стороны, сиятельный Орест и при жизни божественного Олибрия был далеко не последним в Риме, так что его приход к власти вряд ли станет для империи серьезным потрясением.

— Я согласен! — быстро сориентировался в ситуации Аполлинарий. — Лучшего императора нам сейчас не найти.

Евсевий кивнул головой, соглашаясь с комитом финансов, сенатора Аппия никто спрашивать не собирался. Взоры всех присутствующий обратились на монсеньора Викентия. Епископ Медиоланский выдержал долгую паузу, дабы придать особую весомость своим словам, ибо в данную минуту его устами говорила сама церковь:

— Я согласен.

— Да здравствует божественный Ромул! — воскликнул Дидий. — И да будет его правление долгим и счастливым.

Глава 7 Божественный Зинон

Возвращение в Константинополь Пергамия и Феофилакта никак нельзя было назвать триумфальным. И хотя они привезли божественному Василиску письмо от сиятельного Ореста, полное заверений в дружбе, всем в Константинополе стало очевидно, что рассчитывать на помощь Рима в сложившихся обстоятельствах попросту глупо. Малолетний Ромул хоть и был объявлен императором с благословения церкви, но полного признания не получил. Магистр пехоты Юлий Непот отступил к Арлю с десятью легионами и грозил оттуда войной Оресту. Впрочем, сторонников у Юлия хватало не только в Арле, но и в Риме. О поддержке Непота уже заявил княжич Сар, обосновавшийся в Норике. Объединив усилия, магистр и варвар готовились доставить массу хлопот префекту Оресту, опекуну юного императора. Гражданская война в Италии могла не только похоронить Рим, но и аукнуться в Византии, тоже переживающей далеко не лучшие времена. К сожалению, божественный Василиск за время отсутствия Феофилакта и Пергамия успел совершить две глупости, каждую из которых вполне можно было назвать роковой. Во-первых, он рассорился с Вериной, пригрозив сестре изгнанием, во-вторых, он лишил рекса Тудора поста магистра конницы, что едва не привело к чудовищной бойне на улицах Константинополя. Войну, к счастью, удалось предотвратить, но обиженные остготы покинули столицу и ушли в Мезию, грабя на своем пути цветущие фракийские города. Разрывом Василиска с Тудором не замедлил воспользоваться исавриец Зинон, двинувший свои легионы к столице империи. По слухам, он уже занял город Никею в провинции Вифиния и теперь ждал только удобного случая, чтобы переправиться через пролив и захватить Константинополь. Самое поразительное, что божественный Василиск не видел туч, сгустившихся над его головой. Он по-прежнему устраивал пиры и забавы, тратя на это последние деньги из казны. Василиск отменил постановления последнего собора, касаемые символов веры, чем оскорбил не только патриарха Ефимия, с самого начала к нему не благоволившего, но и многих епископов, прежде лояльно относившихся к новому императору. Он поругался даже со своим племянником Арматием, требовавшим от Василиска жалованье для легионов. Словом, новый император, просидев на троне Константина Великого чуть больше года, нажил себе столько врагов, что любому другому человеку хватило бы на очень долгую и несчастливую жизнь. Василиск принял Пергамия и Феофилакта в своих покоях, обставленных с необычайной пышностью, но слушал их невнимательно. Похоже, он уже успел потерять к Риму всякий интерес, а вызов, брошенный язычниками христианской вере, его не взволновал вовсе. Он лишь махнул рукой в сторону оплошавших послов и навсегда забыл об их существовании. Зато на патриарха Ефимия, пожелавшего встретиться с осведомленными людьми, рассказ очевидцев убийства божественного Олибрия произвел очень большое впечатление. В отличие от Василиска, Ефимий сразу же осознал опасность, грозящую христианскому миру. Подлог, осуществленный сиятельным Орестом, когда черни вместо одного младенца подсунули другого, мог, по его мнению, отсрочить катастрофу, но отнюдь не предотвратить ее. Пергамий и Феофилакт придерживались того же мнения, более того, призвали патриарха вмешаться в конфликт между Василиском и Зиноном, дабы наконец разрешить его в ту или другую сторону, ибо гражданская война в Византии в нынешних обстоятельствах становится губительной как для империи, так и для христианской веры.

— И кого же я, по-твоему, должен поддержать, высокородный Феофилакт? — пристально глянул на евнуха патриарх.