– А то я на реке не видел, чего твои слуги стоят, – покачал головой половец. – Полсотни моих ты посек. Полсотни твоих полегло. Нас восемь сотен, русы. Сдавайтесь, не то всех побьем. В лес не уйдете, снег вас сожрет. На реку не выпущу. Куда денетесь? Я храбрецов своих на ваши рогатины пускать не стану. Подожду, пока брюхо у вас подведет. Сами выйдете.
– Проваливай отсюда в свою степь, пожиратель падали!
– Ай, зачем слова такие бросать? – беззлобно пожал плечами половец. – А ну, вас падаль жрать заставлю? Сдавайтесь! Отдам вас за выкуп, честь по чести, персам в рабство продавать не стану. Князь серебро отсыплет – к женам вернетесь. Зачем здесь помирать? Темно, холодно. Сдавайся. К юртам своим отвезу, баранами кормить стану…
– В колодки посажу и к хазарам плетьми гнать стану, – в тон степняку крикнул воевода.
– Некуда вам идти, русы, – вскинул подбородок половец. – Всех побью, мечи, коней заберу, болгарам продам. Сдадитесь – железо продам, вас за серебро отпущу. Вам хорошо, мне хорошо. Зачем упрямитесь, русы? Сдохнете в лесу, убыток один. Вы воины, мы воины. Чести урона чинить не станем, с уважением уведем.
– Маму свою хазарам отведи.
– Про маму зря сказал… – Половец развернул коня. – Хотите сдохнуть – сдохнете. Никого не отпущу. А дабы мыслили крепко, способ один знаю. Луков у меня много, стрелы опосля назад соберу. Попробуйте, русы, половецкого железа.
– Хреново, – пробормотал Олег, занявший место на правом, самом опасном, фланге, и спросил у ратника слева: – У вас лучники есть?
– У Лесавича, помню, был… У Родиона… Супротив земляных людей пользы от них нет, от и не брали.
– Ква, – задумчиво кивнул ведун. – Тройное ква в одном флаконе. Если отстреливаться некому, то нас перебьют, как в тире.
От реки показались половцы. Те, что пешие, подступали с луками. Сзади маячили верховые – прикрывали на случай, если загнанные в ловушку русские перейдут в атаку и перебьют стрелков. Лучники, остановившись метрах в сорока, неторопливо выбирали цели, потом, наложив стрелу на тетиву и цепляя ее большим пальцем, резко натягивали лук и тут же стреляли. Почти сразу послышались пронзительные выкрики. Олег болезненно скривился. Он уже усвоил, что русский лук бьет на дистанцию почти с километр, а с двухсот метров навылет пробивает дубовую балку в три пальца толщиной. И он ничуть не сомневался, что половецкий лук ненамного слабее. С восьмидесяти шагов прятаться от него за щитом бесполезно – продырявит и диск, и ратника за ним, даже в полном доспехе. Ведун едва не взвыл от бессилия – но что он мог сделать? Отвести глаза сразу десятку стрелков невозможно. Особенно от такой цели, как целая стена протяженностью в сотню метров. Отбиваться тоже нечем…
Вот рухнул ратник в самой середине строя. Вот упал вперед, на свой щит, другой. По спине пополз холодок. Наверное, точно так же чувствует себя человек, которого привели на расстрел. В полном бессилии, до конца сознавая свою участь, он вынужден стоять у стены и ждать, пока комендантский взвод приготовит оружие… Получше прицелится… Нажмет на курок… И надежда остается только на одно: еще минута. Еще один глоток воздуха. Еще один лучик света.
– Котян!!! Ты слышишь меня, хан Котян?! – прорезал сумрак женский голос.
От неожиданности половцы опустили луки, переглянулись.
– Эй, хан, ты слышишь меня?!
– Кто это тут явился? – Снег захрустел, и, обогнув всадников, вперед вышел хан. – Ужели я ослышался?
– Убери своих лучников, хан! Мы сдадимся.
– Ну так сдавайтесь. – Половец с интересом оглядел стену из щитов. – Бросайте оружие и выходите на реку.
– Мы сдадимся утром.
– Нет, сейчас! – упрямо мотнул головой половец. – Я хочу спать спокойно, не опасаясь врагов рядом со своим лагерем. Сдавайтесь, или до сумерек лучники перебьют всех до последнего!
– Меня зовут боярыней Вереей, хан… – голос женщины сорвался. Она сглотнула, продолжила: – Я Верея, хозяйка Колпи. Я хорошо понимаю, что меня ждет, что ты со мной сделаешь. Я прошу у тебя одну ночь. Я хочу еще хоть одну ночь побыть свободной женщиной.
– Верея? – Глаза половца забегали быстрее. – А ну, покажись!
Строй раздвинулся, боярыня, свесив голову, вышла вперед, остановилась в двух шагах перед щитами. Обреченно вздохнула. Потом подняла голову, распустила узел плаща. Епанча мягко скользнула на снег, и все увидели изящную фигуру, обтянутую до середины бедер красноватой кольчугой, ножки в высоких, до колен, сапогах. Она сняла шапку, тряхнула головой, позволив темным длинным волосам рассыпаться на плечи.
– Хороша… – восхищенно облизнулся половец, шагнул вперед, но Верея тут же отступила на шаг, предупреждающе вскинув руку:
– Назад, или я прикажу убить себя!
– Ты же обещала сдаться!