Ведуньи из Житковой

ты не поверишь! Забудь о покрытых плесенью архивных бумагах, о грудах неразборчивых запыленных рукописей. Я сделал невероятное открытие! Они живы! Понимаешь? Живы! Они, жрицы, ведуньи, затерянные в горах Белых Карпат, но по-прежнему отправляющие древнегерманские обряды! Скажи рейхсфюреру, что я нашел живое свидетельство о тех, кого мы считали давно исчезнувшими. И поторопись, я сейчас еду в Бойковитц, где в архиве хранятся «подноготные книги», а потом в Альт Грозенкау. Жду тебя там до конца месяца.

Фердинанд

Это письмо он послал уже по дороге в Копаницы.

С этого все и началось. После первой встречи в Грозенкове Норфолк и Левин ездили туда еще несколько раз. Рапорты, рисунки, фотографии, регулярно посылаемые ими в начале сороковых годов в штаб-квартиру «Аненербе», которые Дора нашла в их текущей отчетной документации, говорили о том, что они энергично взялись за изучение нового материала. И побуждало их к этому не только желание угодить рейхсфюреру. Левин мечтал о профессуре, а для Норфолка ведуньи стали главным источником вдохновения. И оно вскоре начало приносить плоды, о чем свидетельствовал ряд присужденных ему литературных премий. Уже в конце 1942 года он получил поэтическую премию города Лейпцига — за эпос о германских жрицах, над чьими головами заходит ледяное горное солнце. Нация пришла в восторг, а Норфолк стал истинным героем. Пока Эвелина радовалась официальным почестям, раздуваясь от гордости и от третьей беременности, Фуксена ждала своего часа. А потом и она в свою очередь раздалась от беременности, но Норфолк уже этого не видел. В феврале сорок четвертого его вместе с остальными членами группы отстранили от исследований, потому что у рейхсфюрера иссякло не только терпение, но и время на пропаганду германской женщины. На повестку дня встали более насущные вопросы, чем реабилитация его сожженной праматери Маргарет Гимблер и активизация соотечествениц. Такие, например, как приближающийся фронт, который в конце концов прошел и через здание картотеки колдуний. Правда, в тот момент уже опустевшее.

Архив ведьм и все материалы библиотеки, собранные подразделением «Н», были надежно укрыты, а сотрудники рассеялись по остаткам рейха. Нет-нет, они вовсе не прятались, а даже еще и писали друг другу на домашние адреса.

«Вы вывезли картотеку? Куда?» — нервно спрашивал Муровски, которого Левин с Норфолком явно лишили очередных поступлений от нелегальной торговли архивными материалами. Ответа он, видимо, не дождался.

«Картотека на месте? Подтверди!» — писал Норфолк Левину. А тот ему позже: «Меня везут в Нюрнберг. Мне сообщили, что мы там встретимся».

И они действительно встретились. Но, к их общему удивлению, как подсудимые в рамках процесса над Альфредом Розенбергом, идеологом НСДАП и автором нацистских теорий, в том числе теории заговора против германских женщин. Как члены СС — за преступления против мира и за распространение фашистских идей, как лжеученые — за злоупотребление наукой в целях ведения войны.

Показания против них дал Герберт Бланк, узник концлагеря Заксенхаузен из группы реставраторов. Сроки они получили небольшие. Пару лет — чтобы пересмотреть свои «исследовательские принципы». Только вот тюрьма не создана для академиков. Левин умер еще в конце 1945 года — несчастный случай при отбывании наказания. А Норфолк спустя три года — от истощения.

Дора задумчиво повертела фотографию, приложенную к его документам. С нее смотрел, слегка улыбаясь, привлекательный блондин в фуражке, который ей кого-то очень напоминал. У кого она видела точно такую же отметину на лбу?

* * *

До отъезда домой Дора еще бесцельно побродила по Познани. Город показался ей в чем-то похожим на Брно. Те же размеры, река за чертой исторического центра, дома в стиле барокко и классицизма, перемежающиеся стеклянными новостройками, как на юге Моравии, люди с такими же безразлично-хмурыми лицами — и, наконец, автобусный вокзал, в неуютном зале ожидания которого она провела последние часы перед отбытием, усталая после тяжелого дня.

Она раздумывала над тем, сознавали ли Магдалки, с чем они связались, участвуя в изысканиях Норфолка. На какой опасный путь ступили, когда впустили его в свой дом и решились ему поверить. И стоила ли сотня крон протектората в месяц того риска, какой они взяли на себя, оказавшись под пристальным наблюдением нацистского исследователя. И какую роль в этом сыграла Фуксена, влюбившаяся в миловидного мужчину в форме. Как они выкручивались, когда Норфолк предложил, чтобы Фуксена поехала с ним в Берлин? Понимали ли, что он мог их и не спрашивать, а увезти ее в исследовательских целях насильно? Прямиком к рейхсфюреру, которому вовсе не обязательно было ехать к ним: он мог распорядиться доставить их в Берлин и запереть на этой вилле, где они по приказу прорицали бы будущее… А если бы их прорицания раз-другой не сбылись? Дора задавалась этими вопросами до тех пор, пока на табло не появилось сообщение о ее рейсе.