Ведуньи из Житковой

— Дора Идесова была из проклятого рода. Дочь и племянница ведуний, понимаете? Ее тетка Сурмена и бабка Юстина Рухарка были знаменитые ведуньи. Может, и у Доры были какие-то способности, этого я не скажу, но если и были, она ни разу ими не воспользовалась. Как и все ее поколение — времена изменились, молодые уже не хотели заниматься ведовством, это было несовременно, да и мало того — при коммунистах за это можно было поплатиться. Но хоть она и не ведовала, все равно это ей не помогло, как не помогла сама себе и Сурмена. Знаете, как и где она умерла? В дурдоме. А Дорина мать, Ирена? Ее собственный муж топором зарубил. А сама Дора? Покойник мой говорил, что мужики в кабаке, как выпьют, делали ставки, чем она кончит. Но на то, что с ней случилось, их фантазии не хватило.

— Вы сказали, проклятая? — растерянно переспросила я.

— Что, тоже не верится? Вот и Дора не верила. Вообще-то она и не должна была об этом узнать, Сурмена это от нее всячески скрывала, но Дора сама все выведала. Так долго приставала к Ирме, что та в конце концов рассказала ей о Магдалке, которая наслала на них эту порчу.

— Но ведь Магдалка тоже была ведуньей!

— Конечно.

— А я-то думала, что ведуньи были, как бы это сказать, помощницами…

— Ну да. Только не все. Йосифчена Магдалка была не такая. Она ни перед чем не останавливалась. Прокляла свою мать, сестер и племянницу и наблюдала, как они, одна за другой, умирают. Больше всего она наверняка радовалась смерти Сурмены. Ведь Сурмена всю свою жизнь старалась как-то побороть это проклятие, снять его. Однако откуда ей было знать, как это сделать? Само собой, можно было извести Магдалку и весь ее род, но кто бы на такое пошел? Хотя… может быть, она и попыталась, как знать? По словам Сурмены, в войну, уже во время освобождения, когда люди прятались по лесам, она нашла мертвую Фуксену, которую Магдалка воспитывала, чтобы та стала ее наследницей. Была ли она уже мертвая, или Сурмена этому посодействовала, сейчас уже не выяснить. Знаете, эта самая Фуксена была остра на язык, и я бы не удивилась, если бы они с Сурменой сцепились из-за того проклятия, которое наслала Магдалка. Но кто знает, как и что там произошло, времена были суровые, а Сурмена могла и сама пораниться, если, к примеру, споткнулась да упала, как она мне объясняла. Я знаю только, что она тогда доковыляла до меня с этим ребенком, девочкой, которой было всего несколько месяцев от роду и которую, может, у нее не хватило духу убить. Доковыляла и говорит: вот, забери ее и спрячь у кого-нибудь, это дочь Фуксены, наследница ее и Магдалки, она связана с нашим проклятием и потому, мол, должна исчезнуть, чтобы с ней чего дурного не случилось. Я принялась убеждать ее, что если девочка вырастет, не зная, откуда она и что в ней таится, этого будет довольно. Она мне не поверила, но я растолковала ей, что старой Йосифчене этот ребенок будет настолько важен, что она непременно отступится от рода Сурменов — ради того, чтобы не навредить дочери Фуксены, и это на Сурмену подействовало.

Тогда я через сестру нашла этой девочке одну бездетную семью в Броде, и мы ее туда отправили.

Магдалка же носилась по деревне как безумная, бросалась на каждого, кто мог что-то знать, но все только плечами пожимали. Люди думали, будто ребенка загрызли лесные звери. Но если бы даже кто о чем и догадался, болтать бы точно не стал: Магдалку тут не любили. Не знаю, как, но Сурмена дала ей понять, что она должна держаться подальше от наших мест, и Магдалка уразумела, что если она посмеет косо взглянуть на кого-то из Сур-меновых, то ее наследнице несдобровать. После этого Йосифчена сюда и носу не казала.

Однако все изменилось, когда девочка подросла и узнала, что она не родная дочь тем людям, у которых она жила в Броде. После этого с ней сладу не было, и в конце концов она сбежала из дому. Это мне рассказала сестра, а я передала ее слова Сурмене — клянусь, только ей одной! Не понимаю, как об этом могла пронюхать Магдалка, но как-то до нее донеслось, что Сурмена уже не имеет власти над ее преемницей. И тут началось! И года не прошло, как зарубили Ирену. А через несколько лет несчастье настигло и саму Сурмену. Незадолго перед тем, как ее вызвали в суд, откуда она уже не вернулась, сестра написала мне, что эта девочка, то есть уже молодая женщина, спустя годы поумнела и дала о себе знать. И что будто бы она осела тут, у нас, в Копаницах! У меня тогда чуть сердце из груди не выпрыгнуло: так все-таки она нашла путь домой, подумала я, и еще успела рассказать об этом Сурмене. Видели бы вы ее в тот момент! Это известие совсем ее подкосило: вот беда, забормотала она, теперь, значит, мой козырь превратится в орудие того самого проклятия, с этим что-то делать… Только она уже не успела, рез пару дней после этого ее посадили. Так она не смогла вмешаться, и эта мерзость подобралась и к Доре. Слава Богу, что у нее не было детей. По крайней мере на ней все закончилось.

Я сидела и, затаив дыхание, слушала старухины излияния. Ничего подобного мне бы и во сне не могло привидеться!