Ведуньи из Житковой

Расследование старшего вахмистра Крейзы из Жандармского участка в Скалице не подтвердило, что Балекова знала либо даже посещала Маг-далову. Упомянутая Балекова, однако, сообщила, что Млква не раз приходила к ней жаловаться на совместную жизнь с мужем Изидором Млквой, из-за которого она очень страдала и часто говорила, что когда-нибудь сойдет из-за него с ума. Балекова заявила, что Млква казалась ей психически неуравновешенной, что еще более усугубилось после того, как ее муж Изидор Млква завел знакомство на стороне. С кем именно, Балекова не знает. Далее Балекова сообщила, что в последние годы несколько раз навещала свою родню в Брно, а именно Розалию Пишову, проживающую в Брно-Колиште, у которой она однажды переночевала вместе с Млквой.

В ходе расследования вахмистра Бенды из Земского полицейского участка в Брно было установлено, что вышеназванная Пишова является племянницей Балековой, которая действительно посещала ее в указанные Млквой дни и действительно у нее переночевала.

Врачебное заключение, выданное д-ром медицины Стейногом из медицинского учреждения в Скалице, подтвердило, что Изидор Млква умер от остановки сердца, что рано или поздно должно было случиться, так как при вскрытии выяснилось, что он страдал неплотным прилеганием сердечного клапана.

Таким образом, факты, изложенные в заявлении Магдалены Млквы, доказать не удалось. Ввиду того, что Млква в период расследования умерла, что произошло 21.9.1927 при транспортной аварии, нельзя было ознакомить ее с результатами расследования.

Дело № 234-СкС/29.8.1927 предлагаем закрыть.

Подпись: старший вахмистр Крейза, начальник участка

Дора захлопнула папку с закрытым делом и какое-то время смотрела на нее, не шевелясь.

Случайность?

Была ли смерть Изидора и Магдалены лишь следствием стечения обстоятельств? Произошло ли бы то же самое, если бы Млква не ездила к Магдалке? Вахмистр Крейза явно был уверен, что да. Его мир покоился на строго рациональных принципах, и управляли им неоспоримые физические законы. Никаким чарам в нем места не находилось. Не иным был и мир Доры. Мир Доры-ученой имел такие же четкие очертания, что и мир вахмистра Крейзы. Но мир копаницкой Доры был другим! За каменной стеной порядка и зримых, осязаемых вещей она чувствовала что-то еще. Что-то, находящееся за гранью этого точно измеримого мира. Из-за чего ей не верилось, будто совпадение стольких странных событий могло быть случайным. Сомнительно, крайне сомнительно!

Уходя из архива, Дора была убеждена, что в слухах о дремавшем в Магдалке зле что-то было. Мало того: она не могла отделаться от ощущения, что это зло касается и ее.

ЧАСТЬ III

СИНЯЯ ПАПКА

С тех пор как в пардубицком архиве Дора попросила скопировать для нее содержимое синей папки — тощей части тома с делом Сурмены, вложенной в самый конец этого тома, — прошел почти год. И уже почти год она знала: то, чему она верила больше двадцати лет, было неправдой.

К документам из синей папки она в течение этого года возвращалась не раз и не два. Внимательно в них вчитывалась и искала доступную в Чехии литературу, которая хоть немного объяснила бы ей контекст. Как ни странно, источников оказалось немного. Только отрывочные сообщения, из которых не складывалась полная картина.

Чуть больше она нашла в Интернете. Сведения о публикациях в немецких научных периодических изданиях, таких, как Historische Zeitschrift или Zeitschrift fur historische Forschung[21], номера которых она смогла заказать и полистать затем в читальном зале Немецкой национальной библиотеки в Лейпциге, пару бульварных статей, ссылающихся на архив процессов над ведьмами в польской Познани, краткую информацию на сайте этого же архива на польском языке — вот и все. В познаньском Государственном архиве было собрано довольно много материалов, но спустя несколько дней, в течение которых Дора изучала каталоги его фондов, она поняла, что ответа на интересующие ее вопросы она не находит. Прекратив бесплодные поиски, она решила просто написать на контактный адрес archiwum@poznan.ap.gov.pl, указанный на сайте, и стала ждать.

Только сейчас, после многих месяцев вялотекущей переписки, она по достоинству оценила оперативность чешских архивов и внимательность их сотрудников. Вспоминая пана Бергмана из архива в Угерском Градиште, до ночи помогавшего ей разбираться в грудах томов с протоколами, которые он привез в восьми доверху нагруженных тележках, или пани Боровую из Валашского музея, которая несколько раз посылала ей фотографии документов конца восемнадцатого века о процессе над ведуньей родом из Житковой, Дора осознала высочайший уровень чешских архивов. Или, может, в ее случае сказался человеческий фактор, который был приведен в действие ее интересом к житковским ведуньям? Так, например, было, когда она позвонила в один из региональных музеев. У нее тогда возникло чувство, будто она произнесла слова заклинания.