Ведуньи

– Тебе надо непременно мой отвар выпить, – слышу я за спиной мамин голос и нарочно медлю в дверях, чтобы услышать, как он тихо-тихо отвечает:

– Если б я мог им сопротивляться! Человек моего положения должен быть гораздо сильнее. Но боюсь, что без твоего отвара я…

– Любому человеку порой нужны утешение и покой, Сет, – говорит мама.

Закрыв за собой дверь, я в темноте ощупью нахожу стол, кладу на него редиску и, держась рукой за стену, делаю несколько шагов к своей лежанке, но тут же спотыкаюсь о груду новых находок Энни: камешки и ракушка, ее любимая, плоская и гладкая, а также всякий мусор, который она притащила из заброшенных домов, вроде осколков разбитых чашек, грязных, с острыми зазубренными краями. Я осторожно заползаю в постель и укладываюсь рядом с сестренкой, стараясь не думать о том, каково было некогда содержимое этих чашек и тарелок и какие руки их держали.

Гости бывают у нас редко, и Сет – самый приятный из них. Он всегда приносит нам какой-нибудь подарочек, а если настроение у него хорошее, то он, взяв Энни за руки, кружит ее по всей комнате, пока она не начинает икать от смеха. Хотя, если мы встречаемся с ним в деревне, нам полагается вести себя так, словно мы незнакомы, ведь там он известен под совсем другим именем.

Сегодня я особенно обрадовалась его приходу: в его обществе, а также благодаря монете, которую он неизменно с собой приносит, мама забывает о своих горестях и печалях. Вообще-то мой отец был мужем совсем не идеальным, и мама понимает это не хуже меня, она даже сейчас порой рассказывает, как он пил, как флиртовал с женщинами, и при этом в глазах ее вспыхивает мстительный огонек. Но каждый раз она в итоге его прощает. Она вообще все ему прощает – кроме гибели.

* * *

Тот ягненок позволил нам целых два дня прожить не хуже других – так, как мы – мама, Джон и я – жили когда-то. Но к утру третьего дня у нас остался только бульон, и моя маленькая сестренка уже дочиста обсосала все вываренные косточки. Утром, как только я заканчиваю обязательный осмотр тела Энни в поисках отметин, ко мне подходит мать.

– Нам нужно в деревню сходить, – говорит она и успевает перехватить Энни, пока та не удрала в лес. – Ты тоже пойдешь с нами, девочка. Там кое-какая работа имеется. Идем, Росопас.

Собираясь в деревню или в те рыбацкие коттеджи, что выстроились вдоль побережья, мама обязательно берет с собой своего фамильяра в качестве защитника. Вообще-то она много раз предупреждала нас, что мы должны тщательно охранять свои знания и никому из чужих о них не рассказывать, ибо между нашей жизнью и жизнью посторонних нам людей всегда будет пролегать пропасть. Интересно, думаю я, а какое обличье будет у моего волшебного помощника, когда придет мое время? Подарит ли он мне ощущение безопасности?

Мы идем в деревню по той самой тропе, где все еще видны пятна высохшей крови ягненка. Мы замечаем их, но не говорим об этом ни слова. Я решаю, что, вернувшись, принесу воды и постараюсь как-то смыть эти пятна, ибо нельзя допустить, чтобы в деревне против нас поднялась новая волна гнева и возмущения. Хотя большинство деревенских относятся к нам вполне терпимо, поскольку частенько пользуются советами моей матери и ее знаменитыми отварами и мазями – в деревне она хорошо известна как умелая травница, – но слишком многие подозревают, что она владеет не только знанием трав, но и совсем иными знаниями, в том числе черной магией. Или чем-то еще более страшным. И это правда. Моя мать, если сильно на кого-то разгневается, вполне может и темные силы на помощь призвать, причинив обидчику невыносимые страдания. А фермер Мэтт Тейлор принадлежит к числу тех, кто не очень-то по-доброму смотрит в нашу сторону, и его с легкостью удастся убедить в том, что в краже ягненка виноваты именно мы.

Мама велит нам идти дальше в деревню, а сама направляется в сторону рыбацких коттеджей, выстроившихся на берегу залива. Джон передал ей просьбу одной тамошней жительницы, у которой курица-несушка все бродит, но яиц не несет. Похоже, сглазили ее, вот она и хочет, чтобы наша мать ей погадала и выяснила, кто тот враг, что наслал порчу на ее несушку. Ну и, может, наказала его, а курицу от порчи избавила. Мама захватила с собой глаза ягненка и остатки его крови, потому что в данном случае то и другое вполне может пригодиться. Мы с Энни на всякий случай огибаем деревню и выходим с другой стороны. Я рада, что мать пока ничего больше от меня не требует, кроме попрошайничания. Ну и помощи со сбором трав. Но я знаю, что со временем она непременно будет настаивать, чтобы я училась у нее и всяким иным умениям, а значит, я должна буду не только разбираться в травах и составлять целебные отвары и мази, но и уметь наложить проклятье, снять порчу или покарать своего врага. Уже сейчас мать иногда просит меня об этом, но я всегда сопротивляюсь: боюсь что-то сдвинуть в своей душе, растревожить тот гнев, что там таится, ту неукротимую жажду причинять зло, порожденную его волей и теми правами, которые он на меня предъявляет.