Ведуньи

Это другой мир. Мир волшебства и наслаждений, каких не дано познать таким, как я. Толпы людей – я и представить себе не могла, что их может быть так много. Всюду носятся смеющиеся дети, руки и мордашки у них перемазаны липкими сладостями. Я иду в этой толпе и постоянно ожидаю, что кто-нибудь заметит меня, разглядит под новыми одеждами, ткнет пальцем, начнет издеваться, бросит в меня камень.

Запахи эля и жареного мяса смешиваются с запахами множества потных разгоряченных тел, слишком близко притиснутых друг к другу, к тому же день выдался жаркий. Воздух звенит от криков продавцов, многие выставили на продажу то, что сделали сами; девушки несут с ярмарки метлы или подойники, парни – крюки или связки соломы.

Дэниел снова рядом со мной; он только что вернулся, пристроив Бонни и повозку на весь день и заплатив, чтобы их посторожили. Он достает из кошелька еще деньги, протягивает их мне и говорит, улыбаясь:

– Милая девушка, я хотел бы купить ваши услуги в качестве доярки и предлагаю вам некий аванс, дабы скрепить наш договор и взаимное понимание. Господи, да я просто мечтаю о том, как ты сегодня вернешься вместе со мной на ферму! Ты ведь согласишься прямо сразу начать работать? Ну что, милая девушка, подходят ли вам мои условия?

Я смеюсь, беру у него деньги, делаю книксен и говорю:

– Подходят, подходят. – Монеты я по-прежнему сжимаю в кулаке, они теплые и слегка шершавые, и мне как-то совсем не верится, что это действительно мои деньги. – А что, так и на самом деле делается?

– Ну да. Это и плата за будущую работу, и залог того, что между нами заключена сделка.

– Что ж, спасибо. – Я озираюсь. Вокруг разноцветными волнами вздымается толпа. – Тогда, может, нам уже назад пора возвращаться?

– Э нет, – улыбается Дэниел, – мы же только приехали. И потом, я обязан еще поискать. Может, найдется доярка и получше тебя. Тогда я тебя здесь оставлю, а ее с собой на ферму увезу.

Я проскальзываю мимо него, помахивая кулаком с зажатыми в нем монетами.

– Слишком поздно – сделка уже заключена.

– Ну, заключена так заключена. А что ты хотела бы купить? Не пройтись ли нам вдоль рядов?

Я чувствую, что глаза мои расширяются от ужаса, и Дэниел, улыбаясь, берет меня за руку и говорит:

– Идем. Не бойся и от меня никуда не отходи. И перестань деньгами размахивать, тут карманников полно.

Я еще крепче сжимаю в кулаке свои денежки и оглядываюсь через плечо. Сама я даже слишком хорошо знаю, как голод способен искушать человека, подталкивая его к воровству, хотя наша семья и стремилась всегда жить правильно. Но самое главное, я ни за что и никому не позволю отобрать у меня мой первый заработок!

Ряды прилавков обрамляют рыночную площадь; именно отсюда исходят и запахи пищи, и крики продавцов, расхваливающих свои товары. Какой-то невысокий мужчина, чуть ли не меньше меня ростом, в странной одежде из ярких лоскутков, обнажив голову, подбрасывает и ловит разноцветные деревянные кегли, а свою потрепанную шапчонку положил перед собой на траву.

Я тащу Дэниела к тому прилавку, на котором выложены украшения – хорошенькие колечки, сверкающие на солнце, ряды полированных камней-кабошонов, деревянные резные подвески в виде цветов или животных, кожаные сумочки и кошельки. Деревенские женщины иногда носят такие вещи, но в нашем доме ничего подобного сроду не было. Правда, мама когда-то носила тонкое обручальное колечко, но и его ей пришлось отдать какому-то бродячему торговцу в обмен на две поношенные юбки – для меня и для себя – и кое-какие припасы.

Женщина за прилавком наблюдает, с каким восхищением мы рассматриваем ее товар.

– Хотите купить что-нибудь для вашей милой девушки, сэр? – спрашивает она.

– У меня свои деньги имеются, – гордо заявляю я. Честно заработанные. По крайней мере, я точно их отработаю.

– На что же вам лучше потратить заработанное? – задумчиво говорит она. – Может, на браслет для вашей хорошенькой ручки?

Есть что-то, напоминающее мне о маме, в ее ласковой настойчивости, в мозолистых, покрытых старыми шрамами пальцах, которыми она протягивает мне разные безделушки.

Я выбираю блестящие кожаные ножны – как раз для ножа Джона – и деревянную подвеску в форме лисьей головы, приятно гладкую и светло-коричневую, почти того цвета, какой и нужен.

– Посмотри-ка, – и я показываю подвеску Дэниелу.

– Тебе нравится? – спрашивает он.

– Да, а уж как это понравится Энни! Она ведь целыми днями по лесу шныряет, все воробьят, лисенят да бельчат высматривает.

Он улыбается:

– Что-нибудь еще?

Я снова начинаю изучать легкомысленные безделушки, выложенные на прилавке; пальцы мои бездумно скользят по холодному металлу, по твердому камню. А вот и еще одна симпатичная подвеска в виде зайца; это явно не кролик – уши уж больно длинные. Я то и дело возвращаюсь к этой вещице и чувствую на себе взгляд торговки; похоже, она догадывается, для кого это предназначено и почему именно заяц так привлек мое внимание.

– Хорошенький, правда? – говорит она ласково и чуть пришепетывая. Как мама.