— Оставь нас
— Прим сказал мне правду! — сказала Юлия, пытаясь вырваться.
— Что сказал тебе Прим? — потребовал ответа Марк, чувствуя, как у него от омерзения все холодеет внутри.
— Он сказал, что ты приходишь сюда, чтобы видеться с Хадассой, а не со мной. Я говорила ему, что это смешно! Чтобы мой брат полюбил какую–то рабыню? Абсурд! Я сказала ему, что ты приходишь сюда, чтобы видеться со мной —
— Ничего вокруг тебя не происходит. Просто ты пьешь тот яд, которым Прим травит тебя, — сказал Марк. — Зачем ты его слушаешь?
— Если это неправда, тогда зачем ты хочешь говорить с Хадассой?
— По личному делу, которое не касается ни тебя, ни Прима, ни кого–либо другого.
Юлия улыбнулась неприятной улыбкой.
— По личному делу… — сказала она с презрением. — Ты же не скажешь мне, по какому именно. Но все равно ты не будешь отрицать, что о ней ты заботишься больше, чем обо
— Ты совсем уже потеряла голову от своей ревности. Ты же моя
— Да. Я твоя сестра и заслуживаю того, чтобы ты был мне верен, но где эта твоя верность?
— Ты знаешь, что я верен тебе. Ты знаешь, что я всегда любил тебя, — понимая, насколько она сейчас эмоционально взвинчена, Марк отпустил ее. — Юлия, посмотри мне в глаза, — сказал он и снова схватил ее за плечи. — Я сказал, посмотри мне в глаза. То, что я чувствую по отношению к Хадассе, не имеет ничего общего с моей любовью к тебе. Я люблю тебя и всегда любил тебя как сестру.
— Но ты любишь и ее.
Марк помедлил с ответом, потом вздохнул.
— Да, — тихо сказал он, — я люблю ее.
— Она отбивает у меня всех!
Он отпустил ее.
— Что ты имеешь в виду?
— Она отбила у меня Клавдия.
Марк нахмурился, не понимая, что происходит с сестрой. Что сумели внушить ей Прим и Калаба, играя на ее завистливой натуре?
— Клавдий тебе был не нужен, — напомнил он ей. — И ты сама посылала к нему Хадассу, надеясь, что она отвлечет его от тебя.
— И ей это прекрасно удалось, не так ли? Он ею весьма заинтересовался. Разве ты не помнишь, что, после того как я послала к нему Хадассу, он ни разу больше не интересовался мной? — Юлия никогда не задумывалась об этом, пока ее об этом не спросила Калаба, и тогда Юлия поняла, что дело обстоит именно так. — Он проводил с ней целые часы, те часы, в которые она могла служить мне.
— Она
Юлия холодно посмотрела на него.
— Откуда тебе это известно, если ты его об этом не спрашивал?
— Разумеется, я спрашивал его об этом! Ты помнишь, как я рассердился на тебя, когда ты послала к нему вместо себя Хадассу.
— Помню, — сказала Юлия, и ее глаза сверкнули ненавистью. — Ты рассердился, потому что я отдала ее ему. Я‑то думала, что ты беспокоишься обо мне, о моем браке. Но ведь это не так, правда? В ее голосе было столько горечи, она покачала головой и отвернулась.
— Как же я была слепа! — продолжала она с тихим смешком. — А вот теперь я оглядываюсь на прошлое, и мне все ясно. Все это время я думала, что ты приезжал, чтобы быть со мной, потому что ты был мне нужен. — Она резко повернулась к нему. — Но все было совсем не так, Марк. В Капую ты приезжал вовсе не ко мне. И на виллу в Риме ты вернулся, и в Ефес ты переехал вовсе не ради меня. Ты это делал ради
Марк снова схватил ее за руки.
— Все это время я приезжал, чтобы быть с тобой. И не смей верить тем, кто утверждает иначе. — Поздно, очень поздно он понял, что Хадасса значит в его жизни гораздо больше, чем любая другая женщина из всех, которых он когда–либо знал. В первую очередь он думал о Юлии. До сего часа.
Юлия отвернулась, не в силах вынести его гневного взгляда.
— Интересно, что она говорила Атрету все то время, пока я посылала ее за ним в лудус? Как она настроила его против меня?
— Хадасса не виновата в том, что случилось с Атретом, — сердито произнес Марк. — И не сваливай на нее вину за свои собственные глупости. Ты сама оттолкнула его от себя, а вовсе не Хадасса.
— Если бы она сказала ему, что это его ребенок, как я ей велела, он бы пришел. А он не пришел! Наверняка она пришла к нему и пела псалмы, да плела свои истории. — Юлия расплакалась. — Если она сделала все так, как я велела, почему он не пришел ко мне? Откуда это ненавистное молчание?
— Потому что ты думала, что он будет жить с тобой так, как этого хочется тебе, — сказал Марк, — а это невозможно. — Испытывая жалость к сестре, Марк вздохнул и обнял ее. — С этим покончено, Юлия. Есть в жизни вещи, которые восстановить уже нельзя.
Юлия припала к нему и дала волю слезам. Успокоившись, она отошла и присела на холодную мраморную скамью в небольшом алькове. Марк сел рядом. Юлия печально посмотрела на него.