Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве (ЛП)

Дешевый горел желанием рассказать свою версию. Но он не стал играть в игру Булкли и публиковать книгу. Вместо этого он решил приберечь свои показания и ярость для более решительного суда: военного трибунала, состоящего из судей, все из которых были такими же командирами, как и он сам. Он подготовил показания под присягой, в которых подробно изложил свои обвинения, и в письме секретарю Адмиралтейства настаивал на том, что после завершения судебного разбирательства " я льщу себя... что мое поведение окажется безупречным как до, так и после кораблекрушения". В одном из своих немногочисленных публичных выступлений он заметил: " Мне нечего сказать ни за, ни против злодеев до дня суда" - и тогда, добавил он, ничто не помешает повесить этих людей.

История или истории экспедиции продолжали волновать общественное воображение. Пресса росла в геометрической прогрессии, чему способствовало ослабление государственной цензуры и широкое распространение грамотности. И чтобы удовлетворить неутолимую жажду публики в новостях, появился профессиональный класс писак, зарабатывавших на жизнь не аристократическим покровительством, а продажей, которых старый литературный истеблишмент называл "халтурщиками с Груб-стрит". (Груб-стрит была частью бедного района Лондона с притонами и борделями, а также процветающими издательскими предприятиями). И Груб-стрит, учуяв хорошую историю, ухватилась за так называемый роман "Пари".

Каледонский Меркурий сообщал, что Булкли и мятежная команда подвергли физическому нападению не только Чипа и Гамильтона, но и всю их группировку - " связали их по рукам и ногам", после чего оставили их "на произвол более милосердных варваров". В другом рассказе Гамильтон считает, что поведение Чипа было " часто загадочным и всегда высокомерным"; однако, оглядываясь назад, Гамильтон понимает, что капитан "всегда действовал под руководством прозорливого предвидения".

После того как широкие газеты и периодические издания заполнились захватывающими дух репортажами, книгоиздатели стали соревноваться в публикации рассказов из первых рук бывших кастамайзеров. Вскоре после возвращения Чипа в Англию на другом судне из Чили прибыл Кэмпбелл. Он опубликовал свой рассказ объемом более ста страниц под названием "Продолжение путешествия Булкли и Камминса в Южные моря", в котором защищал себя от обвинений в измене. Однако вскоре он бежал из страны и поступил на службу к испанским военным.

Джон Байрон считал, что Балкли пытался оправдать то, что " не может рассматриваться ни в каком ином свете, кроме как в свете прямого мятежа". И хотя Байрон мог выдвинуть собственную версию, он, похоже, не хотел плохо отзываться о своих начальниках и потакать тому, что он назвал "эгоизмом". Между тем, другие версии распространялись. В одной из брошюр, написанной на Груб-стрит, под названием "Захватывающее повествование о несчастном плавании и катастрофе корабля Его Величества "Уэгер"" (An Affecting Narrative of the Unfortunate Voyage and Catastrophe of His Majesty's Ship Wager), отмечалось, что она "составлена на основе подлинных журналов и передана в письме лондонскому купцу от человека, который был очевидцем всего этого происшествия". Однако, как отмечает исследователь Филипп Эдвардс, этот рассказ представляет собой извращенное пересказывание, иногда слово в слово, дневника Булкли, в котором каждая деталь искажается, чтобы поддержать точку зрения Чипа и устоявшуюся систему авторитетов. В словесной войне дневник артиллериста был превращен в оружие против него самого.

Из-за огромного количества свидетельств, в том числе и сомнительного происхождения, отношение к "делу Вэйджера" у разных читателей было разным. Булкли, чей дневник постоянно похищался хакерами, был возмущен, когда понял, что к нему все чаще относятся с подозрением, как к подделке.

Через несколько дней после возвращения Чипа в Англию Адмиралтейство опубликовало в газетах повестку о том, что все оставшиеся в живых офицеры, старшины и матросы "Уэйгера" должны явиться в Портсмут для участия в военном трибунале. Суд, который должен был начаться всего через несколько недель, должен был пробиться сквозь туман рассказов - противоречивых, затененных, даже вымышленных, - чтобы понять, что же произошло на самом деле, и тем самым восстановить справедливость. Как заметила писательница Джанет Малкольм, " закон стоит на страже идеала неопосредованной правды, правды, лишенной украшений повествования ..... История, которая может лучше всего противостоять изнурительным правилам доказательств, побеждает". И все же, независимо от того, какая история возобладает, судебный процесс непременно покажет, как офицеры и моряки - часть авангарда Британской империи - скатились к анархии и дикости. Это печальное зрелище могло бы даже вытеснить славную историю о захвате галеона Энсоном.

ГЛАВА 24. Досье