Вейская империя (Том 1-5)

В этот год случилось чудо: у подошвы Голубой горы стала оживать мертвая половина старого ясеня, пустила клейкий листок. А одному ярыжке было видение: зашкворчали яшмовые вереи, расскочились засовы, камни Золотой Горы перекинулись Золотым Городом…

Гадальщики и прочие чародеи остались только те, что приписаны к цехам.

13

Минуло три недели с тех пор, как в Ламассу пришло первое письмо от Бредшо, и неделя с тех пор, как явился он сам.

Ранним утром накануне Весеннего Совета королевский советник Клайд Ванвейлен навестил свой городской дом.

Ванвейлен никогда теперь не носил передатчика, а дни и ночи проводил во дворце. Земляне узнали о том, что советник проехал через городские ворота, от толпы просителей, внезапно заполонивших двор. По распоряжению советника ворота всегда держали открытыми, а на кухне двое поварят варили каши и похлебки.

Ванвейлен соскочил с лошади, собрал прошения, положил их в переметную суму, каждого посетителя утешил, суму отнес в свою горницу. Потом спустился в залу, где собрались остальные шестеро землян, швырнул на лавку шитый плащ королевского советника и попросил какой-нибудь еды:

— А то с вечера было недосуг поесть. Арфарра, — прибавил он со смешком, — по-моему, только медузий отвар пьет. Здоровому человеку рядом с ним невозможно.

Бредшо спросил:

— Ты где был вчера?

— На дамбе, — ответил Ванвейлен.

— Неправда, — ответил Бредшо. — Я там был с Даттамом, тебя на дамбе не было.

Ванвейлен молча уминал молочного поросенка с серебряной тарелки о трех ножках. Поросенка вчера прислали с королевского стола. Серебро поднесла депутация из Семиречья.

Бредшо внимательно оглядел одежду Ванвейлена, особенно юфтяные сапожки, и решил, что одежда слишком чистая для человека с таким утренним аппетитом. Он покинул залу, прошел в горницу, развернул переметную суму. Там лежало шерстяное платье и грубые кожаные сапоги, перепачканные зеленоватой, в каолиновых прожилках глиной. Бредшо давно исходил окрестности Ламассы и знал, что возле дамбы такой глины нет: есть ближе к городу, там, где обнажилось старое русло. Бредшо решил не скандалить, спустился вниз.

Ванвейлен внизу объел поросенка, съел целую тарелку лапши, запил красным чаем, вытер губы и сказал:

— После Весеннего Совета я еду королевским посланцем в Кадум, а оттуда — на Север.

Все потеряли дар речи, а Бредшо спросил:

— А корабль?

Надо сказать, что земляне, не считая Ванвейлена, потратили три недели не зря. Из погребов бывшей бакалейной лавки вынесли бочки и крюки, навесили замки с секретом. Достали все необходимое, — вернее, треть необходимого, и кое-как Стависски и Шенфельд ухитрились запеленговать аварийные позывные корабля, наложить их на карту, вычислить место, и вычислили: выходило, что корабль лежит где-то возле столицы провинции. Слишком уж точно свалился: куда как вероятней, что был притащен…

— А что — корабль? — сказал Ванвейлен. — Пилоты — и без меня есть, если вам дадут улететь. Связь теперь будет, по крайней мере до тех пор, пока шпионов с неба не подвесят на стенке вверх ногами. И это очень отрезвляюще подействует на чиновников империи, что они не обладают монополией на шпионов с неба…

— А почему вы, собственно, думаете, что нас сразу зачислят в шпионы?

Ванвейлен пожал плечами:

— В империи две тысячи лет как небо населено исключительно чиновниками, судьями и шпионами. Под первые два разряда вы не подходите.

Доел кусок лепешки, вымыл руки в бронзовой лохани и сказал:

— Никогда в жизни я не приносил и не принесу столько пользы, сколько сейчас. И, заметьте, я не загоняю ручей в гору сообразно собственному разумению, я делаю то, что делает Арфарра.

— Так, — осведомился Бредшо. — Может, господин королевский советник хоть скажет своим недостойным соплеменникам, что будет на Весеннем Совете? Говорят, чудеса будут.

— Это не мои тайны, — спокойно возразил Ванвейлен. — К тому же тут кое-кто слишком дружен с Даттамом.

— А то будет, — ответил вкрадчиво Стависски, — что после Весеннего Совета королевские посланцы поедут наводить порядок по всей стране. Срывать незаконнорожденные замки…

— Если порядок, — сказал Ванвейлен, — это когда бедняк не дрожит за жизнь, а богач — за имущество, то да — наведем порядок.

Бредшо посмотрел на него и сказал:

— Даттам мне вчера говорит: «Товарищ ваш теперь даже головку держит, как Арфарра-советник. Только вот глаза все равно не яшмовые…»

— Сволочь твой Даттам, — сказал Ванвейлен. — Если бы Небесные Кузнецы победили, он бы в империи завел порядки хуже иршахчановых.

— Что, — спросил Стависски, — не жалеешь, что Марбод Кукушонок жив?

На щеках Ванвейлена вспыхнуло два красных пятна, он помолчал и ответил сквозь зубы:

— Он еще сам об этом пожалеет.

На прощание королевский советник встал, спустился вниз, разыскал в сенях плоскогубцы, поднялся вверх, снял с гвоздя тяжелый подвесной светильник из белой бронзы, со свисающими кистями дымчатых топазов, вытащил из бревна гвоздь, на котором светильник висел, вручил светильник старшему Хатчинсону, а гвоздь — младшему Хатчинсону, и сказал: