— Я бы сказал, — ответил Махуд, — что в нем есть дельные мысли. Вот, например, запретить рыцарям торговать… Все погибнет, если то, что выгодно, станет еще и почетно.
Марбод Кукушонок в горнице был один: лежал среди атласных подушек и рассеянно крутил свиток с послезавтрашним прошением. Ванвейлен заметил в полутьме, на низком столике, еще книги, и среди них — хорошо знакомый свод законов Золотого Государя, и подумал, что Кукушонок все-таки изменился.
«А я — еще больше», — подумал Ванвейлен.
— А что, — спросил Кукушонок, — правда ли, что вы рассорились с обвинителем Ойвеном?
«Рассорились — это мягко сказано», — подумал Ванвейлен. Четыре дня назад у входа в ратушу некто в зеленом пытался пырнуть Ойвена кинжалом: тот выбежал на улицу в разорванных одеждах, громко крича. Тут же вокруг закрутился народ, а из народа сама собой возникла маленькая личная охрана, из всего этого стало возникать городское постановление, что-де гражданину Ойвену надобно иметь известное число телохранителей. Арфарра почуял неладное, послал Ванвейлена, Ванвейлен — сыщика Доня.
Некто в зеленом был разыскан, и покушение вышло — фиктивным; Ойвен боялся, впрочем, дождаться настоящего. Ванвейлен мягко, но ненавязчиво сумел убедить Ойвена, что нынче и так много армий, не надо создавать свою собственную, что для его охраны хватит и боевых монахов… Гражданин обвинитель поморгал колючими глазками и согласился: при том так как-то вышло, что это не советник Арфарра, а советник Ванвейлен ему не доверяет.
— Правда ли, — отвечал Ванвейлен, что вы по-прежнему в ссоре с Лухом Медведем?
Лух Медведь был молодой рыцарь, который с весны взъелся на Кукушонка, — однако ж подписал прошение.
Оба помолчали. Ванвейлен смотрел на руки Кукушонка — сильные, с длинными цепкими пальцами, с зеленым нефритовым кольцом. Волка кормит пасть, воина — руки. Ванвейлен смутился и отвел глаза.
— А чем, — спросил мягко Кукушонок, — вам, советник, не нравится наше прошение?
Ванвейлен усмехнулся:
— Этот вопрос обсуждался уже и будет обсуждаться завтра.
— А что бы вы из него убрали и что добавили?
— В нем ни убавить, ни прибавить, — сказал Ванвейлен. — Волков не обучишь вегетарианству…
— Да, — сказал Марбод Кукушонок. — Вижу я, вы теперь с другими лазите за Ятуновым мечом.
Ванвейлен вздрогнул. Откуда он узнал? Потом понял, что Кукушонок просто — вспоминал, и успокоился.
— Да, — проговорил Марбод Кукушонок, — Белый Эльсил сказал мне: «Придет день, и ты раскаешься, что этот человек жив». Я, однако, не раскаиваюсь. Тут он снял с руки кольцо и протянул его Ванвейлену, а Ванвейлен улыбнулся и протянул свое.
Больше они ни о чем не говорили. Потом Кукушонок попросил помочь ему встать, и они вместе вышли во двор замка, где недавно растаял красный снег, и поцеловались на прощание.
Когда Кукушонок вернулся обратно в свои комнаты, у его постели сидел пожилой адвокат и мешал железным прутом в жаровне. Он слышал весь разговор.
— Ну, — сказал адвокат, — и зачем его было звать? Это же маленький советник Арфарра…
— Когда, — сказал Кукушонок, — Алом вызвал на поединок Пернатого Вея, всем было известно, что Вея можно поразить лишь его собственным копьем. И Алом попросил перед боем поменяться копьями, а Пернатый Вей не посмел отказать, ибо был человеком благородным. Господин Ванвейлен — благородный человек, и, если бы что-то знал, — предложил бы. И что, однако, он так на мои руки глядел? А если, — осклабясь, прибавил Кукушонок, — он человек неблагородный, он, по крайней мере пойдет и донесет Арфарре о моем нездоровье и речах Махуда…
Кукушонок отодвинул в сторону прошение, как вещь совершенно ненужную, и вместе сел с адвокатом над бумагами.
А королевский советник Ванвейлен поехал от замка Ятунов на Песчаный Лог, что в Мертвом Городе. Там, под самыми городскими стенами, освящали новую — и первую — городскую больницу для бедных. Собралась вся городская верхушка, были советник Арфарра и господин Даттам.
Погадали на прутьях, и гадание вышло очень хорошим; потом прутья собрали в связку и отдали бургомистру; бургомистр напомнил, что прутья легко переломать поодиночке и нельзя сломать в связке, и советник Арфарра и господин Даттам перевили руки и выпили за прутья, которые нельзя сломать в связке. Люди глядели и радовались.
— Хорошо, что обвинителя Ойвена нет, — сказал один цеховик другому. Это же как злой дух при советнике Арфарре!
Был ли обвинитель Ойвен злым духом при советнике — неизвестно. Но вот что он кричал на улицах, что люди из цехов скупают все земли, а беднякам нечего есть, и добивался, чтоб никто не мог купить новых земель больше, чем на сто золотых шагов, и чтобы каждому бедняку был выделен один золотой шаг — это уж точно.
В это время Лосси, по прозванию Розовое Личико, зашел в рыбную лавку. Лосси много повидал в свои двадцать семь лет, а теперь служил у Шамуна Большеротого. Шамун Большеротый был с недавних пор вассалом Даттама, и Даттам дал Шамуну землю под городом: сто восемьдесят золотых шагов.