Век

— Габриэлла, я знаю, это непросто, но мне хочется, чтобы ты попробовала. И кроме того, я хочу, чтобы ты была со мной также честной. Нет смысла притворяться передо мной, что ты держишь диету, потом ускользать из дома, чтобы набить рот гамбургерами.

Она съежилась от страха:

— Так вы знаете?

— Да, дорогая, я знаю. Ты не очень обхитрила меня, говоря, что идешь прогуляться, а потом возвращаешься домой с пятнами кетчупа на платье. Честно!

— Но я становлюсь такой голодной! Мне кажется, что я умираю!

— Это как раз и называется «потеря веса». В следующий раз, когда тебе захочется улизнуть, пообещай мне, что ты придешь и скажешь мне об этом, ладно? Видишь ли, очень важно, чтобы ты для начала сразу потеряла десять — пятнадцать килограммов. Тогда ты почувствуешь уверенность в себе и захочешь это продолжать сама. Так ты обещаешь мне говорить об этом?

Она вздохнула:

— Обещаю.

Такси остановилось на перекрестке, и ее жадный взгляд буквально вперился в ларек, где продавали «хот догз».

ГЛАВА 41

Она удивила сама себя: продержалась на диете целый месяц. В первую неделю вес резко упал — почти на три килограмма; затем в течение четырех мучительных дней ничего не происходило. Она мечтала о еде: о венской, итальянской и французской кухне, о разных видах французского жаркого и была на грани того, чтобы отказаться от диеты вовсе, но она все же стояла на своем. А потом ее вес стал таять. К концу первого месяца она уже потеряла более восьми килограммов. К исходу долгого и жаркого лета Депрессии она потеряла девятнадцать килограммов и впервые в жизни поверила, что однажды наконец станет похожей на других людей.

Ее приняли в частную школу мисс Хьювитт, где, тоже впервые в жизни, она нашла подружек своего возраста. Все еще оставаясь сравнительно пухленькой, она уже не придавала этому большого значения. Прозвище «Толстушка» только подогревало ее решимость придерживаться изнурительной диеты. И хотя она все еще мечтала о калорийных сладостях, долгие месяцы употребления деревенского сыра и рыбы притупили прежний интерес к пище. Со временем у нее появился вкус и к другим вещам: кино, книгам, школьным программам, новым друзьям и одежде. Даже, ей на удивление, — и к мальчикам.

Эти прежде чуждые ей создания стали привлекать ее внимание, хотя она пока что не замечала их взглядов на себе. Ее лучшей школьной подругой стала Эллен Кемп, семнадцатилетний брат которой по имени Ник был в четвертом классе школы в Лоуренсвилле. Ник сломал ногу во время футбольного матча, и его на неделю забрали из школы, пока нью-йоркский врач не убедился в том, что нога срастается правильно. Отец Кемпов служил адвокатом одной из корпораций, и их семья занимала уютную квартиру на углу Парк-авеню и Шестьдесят восьмой улицы. Эллен несколько раз приглашала Габриэллу к себе домой, где и произошла ее первая встреча с Ником. Это был красивый и приятный в общении молодой человек со светлыми, почти белыми волосами. К толстенькой подружке своей сестры он проявлял не более чем вежливый интерес, тогда как Габриэлла не могла оторвать от него глаз.

И она стала мечтать о Нике Кемпе вместо французских отбивных. Светскую жизнь Люсиль ограничивали как ее возраст, так и стесненное материальное положение, но тем не менее она довольно часто посещала званые обеды. В эти дни Габриэлла либо шла к Эллен, либо оставалась дома. Она не боялась одиночества. И хотя она была затворницей, но такой, которая выходила из своей раковины. Благодаря этому они с бабушкой хорошо ладили, и между ними возникло чувство глубокой привязанности. Единственное, что их разделяло, — это отношение к Дрю. Люсиль нередко пыталась убедить внучку не отказываться от приглашений своего дяди и его жены Милли, но Габриэлла отказывалась наотрез. Тем не менее на Рождество 1934 года этот вопрос сам собой разрешился.

— Твой дядя хочет собрать всю семью на сочельник у себя дома, — как-то утром сообщила Люсиль. — Барбара и Моррис приезжают из Лос-Анджелеса со своими детьми, и Дрю хотел, чтобы мы пришли тоже. Я отлично знаю все, что ты думаешь о нем, дорогая, и вполне разделяю твои чувства. Но он все-таки твой родной дядя, и все они — это твоя семья. Я искренне надеюсь, что ты пойдешь.

— Нет, — перебила Габриэлла. — Я не хочу его ни видеть, ни говорить с ним. Никогда.

Бабушка вздохнула:

— Ты просто упрямишься. Я пойду, а ты не можешь оставаться одна в такой день, как сочельник. Это немыслимо.

— Лучше я буду сидеть одна, чем встречаться с ним.

— Габриэлла, я прошу тебя сделать мне одолжение. Независимо от того, что наделал Дрю, мне бы не хотелось, чтобы в моей семье царила вражда. Твою тетю Барбару Дрю обидел точно так же, как и твою мать, но она тем не менее приезжает. Кроме того, с твоей стороны это не очень умно. То, что ты дуешься на него, его совсем не задевает. Просто он будет думать, что ты — невозможная девчонка, которая вполне заслуживает того, что случилось. А вот если ты будешь с ним мила, то он, быть может, и почувствует свою вину.