Век

Ник, сидевший на корточках в углу рядом с Томом Ридом, снял свои ботинки, подметки которых наполовину износились, и растирал опухшие ноги. Несколько человек разговаривали, но Рид прошептал:

— Хотите сигарету?

— Я не курю.

— Хорошо, а то осталось всего три штуки. Меня будет ломать, если я не покурю хотя бы японского табака.

Утром пленных выпустили из душного амбара, и они проковыляли наружу, глотая свежий воздух. Вскоре этот печальный марш продолжился. Та некоторая сдержанность, которую конвойные проявляли в первый день, теперь исчезла, как будто их заносчивость росла по мере ухудшения состояния пленных. Отставших пристреливали: Ник в общей сложности насчитал шесть смертей за одно только утро. Их тела бросили у дороги распухать на солнце. Ник был вне себя от ярости, но ни он, ни другие не предпринимали новых попыток к сопротивлению, ибо понимали, что это приведет к усилению жестокости со стороны японцев. Но по мере того как солнце выпаривало последние капли влаги из страдавших от жажды людей, большинство которых к тому же было обезвожено распространяющейся дизентерией, пленных охватывало какое-то безумие. Проходя мимо множества встречавшихся придорожных артезианских колодцев, они выбегали из колонны ради глотка воды, хотя и понимали, что навлекают на себя смерть. Многие поплатились жизнью. Однако с изысканной утонченностью садизма около одиннадцати часов дня конвойные позволили взрослым мужчинам побежать на ферму напиться из грязной лужи, в которой лежали водяные буйволы. И хотя Ник и Рид оба тоже сходили с ума от жажды, чувство самосохранения заставило их воздержаться от этой самоубийственной «передышки на коктейль». Они поступили правильно, поскольку те, кто отведал той водицы, в течение нескольких дней умерли от острых кишечных инфекций.

В полдень конвойные дали пленным получасовой отдых, заставив их, однако, сесть прямо на дороге, вместо того чтобы дать им возможность укрыться в тени придорожных деревьев. Охранники не позволили пленным и облегчиться в канаве. Американцы сидели оцепенелые на жгучем солнцепеке. Многие стонали от жажды или ужасных болей в кишечнике. Когда они двинулись дальше, Ник сказал Риду:

— Боже, да ведь они же палачи.

Не прошло и десяти минут, как на дороге появился «бьюик», направлявшийся на юг к Маривелесу.

— Должно быть, кто-то важный, — сказал Рид. — За рулем у него — шофер.

И действительно, четырехдверный автомобиль с открытым откидным верхом выглядел внушительно. Машину вел японский капрал, а на заднем сиденье подчеркнуто прямо сидел только один офицер, полковник, который вглядывался в медленно проплывавшие перед ним лица пленных.

— Поглядите-ка, проклятые нипы ему кланяются! Как вы думаете, это не Хирохито?

— Это не он, но ты близок к истине, — сказал Ник, узнав молодого офицера на заднем сиденье.

— Куда вы? — спросил Рид, когда Ник выскочил из колонны и побежал к машине.

— Я его знаю! — закричал Ник. Он прыгнул на подножку машины. — Асака! — воскликнул он. — Это я, Ник Кемп!

Принц Асака изумленно поглядел на него и что-то сказал шоферу по-японски. Машина остановилась. Асака снова посмотрел на американца. Он едва узнавал его. Его когда-то мускулистое тело из прежних восьмидесяти килограммов потеряло, как минимум, двадцать. Он был грязен, оброс трехдневной щетиной, и нещадное солнце полностью обесцветило его волосы.

— Что бы вы ни думали обо мне лично, вы должны распорядиться, чтобы охрана перестала обращаться с нами, как со скотом. Мы — военнопленные, и существует Женевская конвенция. Боже, они морят нас голодом пристреливают отстающих, прошлой ночью они затолкали нас в рисовый амбар... Вы — кузен императора. Вы же можете что-нибудь сделать! Вы что, хотите, чтобы Япония потеряла свой престиж в глазах всего мира?

Он услышал крики позади себя на дороге и, обернувшись, увидел, как один американец бросился из колонны в канаву и спустил штаны, чтобы облегчиться, и как японские конвойные орали на него. Асака поднял руку и что-то сказал по-японски. Охранники тут же заткнулись и поклонились ему. Асака взглянул на Ника.

— Мы встретились, мистер Кемп, при несколько иных обстоятельствах, чем в последний раз, — сказал он спокойно. Затем он что-то пролаял шоферу. Тот выскочил, обежал машину спереди и отворил дверцу. Ник наблюдал, как Асака выходил из машины. Офицерский меч оставался на заднем сиденье. Шофер достал его и подал Асаке, который тут же пристегнул его к поясу. Потом он направился к американцу, который все еще сидел на корточках в канаве, тужась в попытке очистить свои прогнившие от дизентерии внутренности. Асака вытащил свой меч. Американцы, японцы и Ник видели, как над головой несчастного вились мухи.

— Охранники вам сказали, — проговорил Асака громким голосом, — не выходить из колонны.

— Я не понимаю по-японски, ты, мерзавец, — выкрикнул американец, — и у меня понос. Мне что, класть в штаны, а потом вонять, как джап?