Век

— Скорее, нет. Наверное, я плевал против ветра. Какого черта? Мы же все равно останемся лучшими на Седьмой авеню, даже без этого преимущества перед конкурентами. Может быть, ты и есть мое преимущество? — Он улыбнулся. Видишь? Это ты меня обратила в проклятого бойскаута.

— Тебе еще придется через многое пройти, но ты уже удостоен Большого Почетного знака за то, что взял Риту Альварес обратно на работу. Ох, Эйб, я рада, по-настоящему. И я тобой горжусь. Тебе потребовалась выдержка, чтобы все это довести до конца.

— Выдержка? — Он сел за стол. — А как насчет дела Сида Кона?

Она вначале промолчала. Потом подошла к нему сзади и положила свои руки ему на плечи.

— Я о многом передумала с тех пор, как ты рассказал мне о Гроссмане. Теперь, когда мы связались с профсоюзом, нам придется стать еще более конкурентоспособными. И мне, пожалуй, придется поработать над моделями для линии по выпуску дешевой одежды. Я, наверное, вплотную займусь готовой одеждой, потому что большие деньги идут именно оттуда.

— Зачем это делать? Ведь вся идея заключалась в том, чтобы победить парижские дома моды на их поле, чего мы и добились.

— Но ведь они теперь все равно составляют нам серьезную конкуренцию. Одно дело, когда восемь лет назад Париж был вне игры, но сейчас он перешел в нападение. Я могу заниматься и моделями высокой моды, но сколько платьев я смогу продать по своим ценам? Я хочу разработать модель платья за двадцать долларов и продать десять тысяч таких экземпляров, вместо того чтобы продавать двадцать двухсотдолларовых костюмов. — Она прижалась к нему всем телом и открыла альбом, который положила на его стол. — Посмотри на этот набросок. Видишь? Это — для девушки из колледжа. Без выдумок, простое, очень женственное, и ты можешь назначить цену даже ниже двадцати долларов.

Он внимательно изучал рисунок.

— Что скажешь?

— Мне нравится это платье. Оно мне очень нравится. Но зачем снижать цену на изделия, которые связаны с твоим именем? Мы потратили целое состояние, чтобы сделать имя «Габриэлла» синонимом качества товаров...

— Тогда не ставь мое имя. Но позволь мне заняться этими разработками. Пожалуйста, Эйб. Я хочу это делать.

— Почему?

— Потому что я — твоя жена, я люблю тебя и хочу, чтобы «Саммит» победил в этом соревновании честно, без форы.

Он посмотрел на нее:

— Ты именно этого хочешь?

— Да, я хочу именно этого.

— Ну, тогда принимайся за дело. Я потому на тебе и женился, чтобы кто-нибудь еще на стороне не смог нанять тебя. Кстати, я тебе не говорил сегодня, что я схожу с ума по тебе?

— Нет, ты уже мне это показал тем, что отделался от Гроссмана. — Она обняла его и поцеловала. — Спасибо, любимый, — сказала она, — ты удивительный человек.

В каталоге этой модели был присвоен номер 23—14, и она стала классикой. Когда платья этой модели в августе появились в магазинах, да еще пяти разных цветов и по цене 19,95 доллара, их мгновенно расхватали. «Саммит» едва успевал выполнять повторные заказы: модель 23—14 была волшебной. Ее милая простота привлекала девушек, обновлявших свой гардероб для колледжа. И в памятный день 23 августа 1950 года от восточного до западного побережья Штатов было продано восемнадцать тысяч семьсот сорок три платья этой модели. По мнению Эйба, это была модель, которая пользовалась самым большим спросом за всю историю «Саммита», и чтобы отблагодарить свою жену, он купил ей бриллиантовую брошь от Картье.

Кроме того, он устроил коктейль, чтобы отметить не только успех новой модели, но и открытие своего пентхауза, обставленного мебелью по эскизам Габриэллы, куда она, Ник и он переехали в июле того же года. Эйб предоставил ей карт-бланш, и она истратила целое состояние на оборудование нового жилища. Когда же в тот сентябрьский вечер гости толпой обрушились на пентхауз, жадно разглядывая картины, ткани, произведения античного искусства, каждый из них отметил, что деньги были вложены с умом.

— Это сказочно, — сказала Милли Декстер, взяв «мартини» с подноса у одного из дюжины нанятых официантов. — Но мне интересно, почему она решила нас пригласить?

— Видимо, для того, чтобы утереть мне нос своими достижениями, — сказал Дрю Декстер, который за шестнадцать лет ни разу не встретился и не поговорил со своей племянницей.

— У нее есть много таких достижений, которыми можно утереть нос, — ответила его жена. — Кто бы мог подумать, что та толстая маленькая девочка станет самой «Габриэллой»? Тебе завидно?

Дрю метнул на нее быстрый взгляд:

— Думаешь, я опущусь до этого?

— Я знаю, каков ты на самом деле.

— Ошибаешься. И, ради Бога, не напивайся. Мне бы меньше всего хотелось, чтобы она видела тебя пьяной.

— О-о, заткнись!

Габриэлла была ослепительна в своем черно-белом платье для коктейлей с новой бриллиантовой брошью. Встречая гостей, она подумала: «Я — сумасшедшая или я самая счастливая женщина в мире? Нет, я не сошла с ума. Я на самом деле самая счастливая женщина в мире. У меня есть любимый человек, мужчина, которого я люблю, сын, которого я люблю, работа, которую я люблю...»