Век чудес

Чип, соседский мальчишка, помогал деду по хозяйству. Он носил черные майки и черные джинсы, а его нижняя губа, украшенная серьгой, немного отвисала вниз. Странная это была парочка. Думаю, их объединяло глубокое чувство ненависти к застройщикам, хотя Чип жил с родителями в одном из новых домов.

– В любом случае все это полный бред, – добавил дедушка.

– Что именно? – поинтересовалась мама.

– Все подстроено, чтобы отвлечь нас от Ближнего Востока.

Бледно-голубые глаза дедушки, еще более светлые, чем у папы, все сильнее выцветали с возрастом – будто ткань, оставленная на солнцепеке. В волосах прибавилось седины.

– Да ладно тебе, Джин. Неужели ты считаешь, что это чьи-то махинации?

– Да, я так считаю. Откуда ты знаешь, где правда? Ты делала какие-нибудь замеры? Они что угодно могут подстроить сейчас.

– Джин…

– Нет, погоди. Они все сфабриковали. Я знаю наверняка. Что-то мудрят с часами. Я им не верю. Ни одному слову не верю.

Мамин телефон зазвонил. Судя по тому, как смягчился ее голос, на другом конце провода был отец. Она вышла из кухни, чтобы поговорить. Я присела за стол.

– Ну, Джулия, – оживился дедушка, – присмотрела себе что-нибудь симпатичное?

И он махнул рукой в сторону полок, на которых теснились старинные бокалы, столетние, давно выдохшиеся бутылки с кока-колой, бабушкин серебряный чайный сервиз, коллекция декоративных наперстков и ложечек, кубки и фарфоровые фигурки, которые бабушка сама когда-то водрузила на кружевные салфетки.

– Ты же понимаешь, что я это с собой взять не смогу, – продолжил он. – Тебе надо забрать все сейчас. Иначе, когда я умру, Рут все приберет к рукам.

Рут, младшая сестра дедушки, жила на восточном побережье.

– Нет, дедуль, твои вещи должны оставаться у тебя, – сказала я, надеясь, что он не заметит отсутствия цепочки с самородком.

Пока у дедушки не начался артрит, он часами бегал по пляжу с металлоискателем в поисках монет и других ценностей, занесенных песком. А сейчас ему хотелось избавиться от своих сокровищ, будто они удерживали его на этом свете. Ему казалось, что, распрощавшись с ними, он наконец обретет свободу.

Дед поднялся со стула и пошел за очередной чашкой кофе. На мгновение он задержался у окна. На улице мама, размахивая руками, продолжала говорить по телефону. Из-за ветра волосы лезли ей в лицо, и она все время их поправляла.

– Я тебе рассказывал, как вон в том дворе однажды погиб человек?

– Что-то не припомню.

– Парень, не старше семнадцати лет, – покачал он головой. – Лошадь затоптала.

– Кошмар какой.

– Да-да, так оно и было.

Словно подчеркивая сказанное, дедушка легко кивнул. Он отличался великолепной памятью на всякие ужасы. Где-то в глубине дома из крана капала вода.

– Это напоминает мне Аляску, – продолжил он, оседлав любимого конька. – Летом солнце там светило круглые сутки, даже в два часа ночи. Оно просто не заходило. Неделями. А потом начиналась зима, и на два-три месяца наступала абсолютная темень.

Он умолк. Сквозь сосны на соседней крыше виднелась подрагивающая на ветру тарелка. Я почувствовала запах дыма.

– Это все дерьмо собачье, уж поверь мне, – сказал он. – Только не соображу пока, как они это организовали.

– Ты шутишь?

Он долго и серьезно смотрел на меня.

– А известно ли тебе, что в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году правительство США запустило секретную ядерную программу прямо здесь, в этой стране? Они проверяли, как влияют ядерные вещества на обычных людей. В воду добавляли уран и сравнивали коэффициент раковых заболеваний до и после. Ты об этом слышала?

Я покачала головой. Где-то тут, на заднем дворе, находилось бомбоубежище. Дедушка сам выкопал его в шестидесятые.

– Конечно, ты ничего не слышала. Так все дела и делаются. Именно так.

Сильный порыв ветра за окном поднял в воздух бумажный пакет.

– Мама с папой водят тебя в церковь? – спросил дедушка.

– Иногда.

– Надо ходить туда каждую неделю. Особенно сейчас… – Он взял в руки детские кожаные сапожки, отделанные потемневшим серебром. – Возьмешь их?

– Давай, – кивнула я.

– Я их носил, когда мне было четыре года. Может, тебе нравится еще что-нибудь?

Я слышала, как с трудом работают его легкие, как свистит воздух, проходя через носоглотку.

– Подожди, я знаю, чем тебя порадовать, – сказал дедушка и велел мне присесть перед низким буфетом, который стоял в дальнем углу кухни. – Теперь пошарь рукой внизу. Нащупала?

– Что?

Я уже по плечо залезла под буфет. В колени впивался линолеум с рельефным рисунком.

– Двойная стенка, чувствуешь? Сдвигай вправо.

В доме дедушки любая коробка с хлопьями всегда представляла собой больше, чем коробку, а в банках с консервированным супом хранились вещи куда более ценные, чем суп. Неудивительно, что он так истово верил в потусторонние силы. За потайной перегородкой обнаружился ряд кофейных банок – таких старых, что я не узнавала этикетки.

– Дай-ка мне банку «Фолджерс».

Он поморщился от напряжения, пытаясь отвинтить крышку.

– Давай я?